Влада Ольховская - Дом мистера Кристи

Сейчас они просто пережидали, пока журналисты угомонятся, в квартире, соблюдая закон. От скуки Анна варила кофе со специями — ей хотелось делать что-то сложное, отвлекающее ее, но не слишком утомительное. А Леону нравилось сидеть на кухне и наблюдать за ней, это успокаивало. Судя по ловкости движений, она такое проделывала не раз.

Сейчас Анна выглядела задумчивой, и он чувствовал: она тоже не спешит ставить крест на Майкове. Не потому, что прислушалась к мнению Леона, а потому, что они мыслят одинаково.

— Слишком все было сделано небрежно, — задумчиво произнесла она. — Он узнал, что Кристи сделал с женой, но он это не прочувствовал…

В воздухе пахло кофе, гвоздикой и корицей. Над медной туркой поднимался пар. Анна снова была в образе богемной жены, и длинное вязаное платье подчеркивало ее тонкую фигуру. Все это было простым, домашним, и совсем не подходило для обсуждения убийств. Но иначе они не могли: они оба чувствовали, что их используют, кто-то хочет, чтобы они приняли ту версию, которую им дали.

— Она ведь была для него пятой жертвой, — напомнил Леон. — Не думаю, что к тому моменту он еще верил в святость смерти.

— Дело не в святости смерти, для Кристи это никогда не было проблемой. Дело было в Этель. Любил ли он ее? Нет. Они были одной из тех пар, которые привыкают друг к другу, не любя, переплетаются корнями и ветвями в силу привычки, уже не могут расстаться, потому что не умеют жить по-другому. Но она все равно была для него символом нормальной, человеческой жизни. Поэтому он не мог просто взять и задушить ее, как Майков якобы задушил Оксану.

— По-моему, ты его романтизируешь.

— Нет, говорю еще раз: он ее не любил, — указала Анна. — Но Кристи был из импульсивных убийц, это указывает на способность к сильным эмоциям. Он понимал, что ему нужна определенная норма, чтобы держать эти чувства под контролем. Этель была для него такой нормой, точкой опоры, берегом, который удерживает реку. Когда ее не стало, он тоже прожил недолго.

Голос Анны звучал размеренно, спокойно, и, слушая ее, несложно было отстраниться от того, что окружало его сейчас, и представить себе события давно минувших лет.

Они встретились после того, как Джон Кристи вернулся из армии. Он — еще немного неуклюжий, невысокий и вполне симпатичный. Умный и приятный в общении, с вечно тихим голосом, словно намекающим на природную интеллигентность и спокойствие. Этель Симпсон — не самая красивая из девушек маленького городка, но смешливая и обаятельная. Она могла стать хорошей женой, его женой — как раз такой, какая ему нужна, чтобы преодолеть ненависть к женщинам, прочно укрепившуюся в его сердце. Кристи хотел быть нормальным и не помнить голоса матери и сестер, забыть насмешки проституток.

В двадцатом году они поженились, но чуда не произошло. Он не хотел жену, и эта неспособность заставляла его чувствовать себя ущербным. Первой брачной ночи у них не было, но Этель попыталась отнестись ко всему с пониманием.

В Британии двадцатых годов о сексе не то что не кричали, не говорили даже. Со своими проблемами молодой семье полагалось справляться самостоятельно. Они и пытались, иногда даже кое-что получалось, но им было далеко до нормальной жизни. Кристи, еще более замкнутый, снова стал наведываться к проституткам. Этель через четыре года безуспешных попыток наладить брак переехала к родне.

Джону Кристи тогда было не до нее. Он был молод, он не знал себя, и все его усилия уходили на то, чтобы понять свою истинную природу и обуздать ее. Одно за другим последовали преступления, мелкие и не очень. Хищение, хулиганство, кража, избиение, агрессивное поведение… Его жизнь катилась непонятно куда, его одолевали желания, которых он сам боялся. Вряд ли он мог понять, почему ему так отчаянно хочется того, чего хотеть нельзя.

Но время прошло, он поумнел, набрался опыта. Он уже знал, что ему недоступно то удовольствие, которое получают другие. Однако Джон Кристи все равно жил в мире людей и должен был играть по их правилам. Был целый набор ролей, которые полагалось принять британцу из среднего класса: гражданин, муж, отец, сосед, друг. Кристи нужно было овладеть хотя бы частью из них, чтобы влиться в толпу и получить возможность делать то, что ему нравится.

Он решил переехать в Лондон — в город, который не знает о его прошлом и открывает двери в будущее. Он добрался до столицы в тридцать третьем году и привез с собой Этель. Он прекрасно знал, что примерному семьянину устроиться будет проще, на одиночек всегда смотрят с подозрением.

Сложно сказать, зачем это нужно было Этель. Нового мужчину она так и не встретила, годы шли, чувство одиночества грызло ее все чаще, да и родные не оставляли в покое. Она должна была оставаться при муже, это было куда важнее, чем ее чувства. Поэтому она согласилась на предложение Кристи поехать с ним, ей проще было обмануть себя верой, что все еще будет хорошо.

Ей и правда стало легче, Кристи поумнел, он больше не срывался. Полноценной жизни мужа и жены у них так и не было, но они привыкли друг к другу, вдвоем было проще справляться с бытовыми проблемами. А потом, когда он стал полицейским, и она могла наслаждаться особой ролью в обществе.

И все же жизнь с мужем не спасала ее от одиночества. Ей хотелось любви, на которую Кристи был не способен. Поэтому она часто уезжала домой, к родственникам. Квартира в доме номер десять на Риллингтон-Плейс оставалась в полном распоряжении Кристи — и однажды стала местом убийства… многих убийств.

— Предполагается, что она ни о чем не догадывалась? — не выдержал Леон. — Серьезно? Ты говоришь, что у них в саду кости из земли торчали, а она не догадывалась?

— Люди способны на многое закрыть глаза, если очень хочется.

Возможно, о чем-то Этель Кристи и догадывалась. Про походы мужа к проституткам так точно. Про жестокость к женщинам могла знать… Другим женщинам. Не к ней. Она уже тогда стала для мужа мерилом нормы, его ориентиром на образ нормального человека, его маскировкой. Какие бы подозрения ни посещали Этель, вряд ли она бы поверила, что ее муж — жестокий убийца, который получает удовольствие от лишения жизни.

Поэтому когда пришло время суда над Тимоти Эвансом, она уверенно стала на сторону мужа. Вряд ли Этель так уж много знала о самом преступлении. Но Джон научил ее, что и как говорить. Она, почтенная домохозяйка, приятельница жертвы, была важным свидетелем на суде. Шел пятидесятый год, со свадьбы прошло тридцать лет, Этель целую жизнь прожила с этим человеком. Поэтому она готова была защищать его и верить ему несмотря ни на что.

Но урон их отношениям все же был нанесен. Этель могла не знать о смертях Рут Фуерст и Мюриэл Иди, зато теперь она совершенно точно знала, что одна женщина была убита в их доме — и маленький ребенок! Думала ли она о том, что это мог сделать Джон? Вспоминала ли отчаянные крики Тимоти, пытавшегося указать слепому миру на настоящего убийцу? Вполне возможно.