Елена Маврина - Могрость

Бабушка беззвучно зашевелила губами. Руки поднялись, опустились. Растерянность уступила место смирению. Она села, сжимая в руках пустую миску, окруженная пугающими раздумьями. Крышка на чайнике звенела бурлящим паром. Аня выключила газ и, тщательно поискав в скрипучем шкафчике над раковиной, извлекла полупустую коробку листового чая; молча заварила себе крепкий напиток, взяла два ломтика хлеба.

Уже за столом, доедая теплый суп, она нарушила затяжную паузу:

– Что там стряслось? – спросила скорее из уважения, чем интереса.

– Вика пропала, – выговорила, словно окончательно осознав, бабушка. – Два дня нет. Сегодня отец воротился с охоты. Все думали, она с ним.

– А Вика – это?..

– Одноклассница Вити. Дочь Зины: мама дружила с ней в школе. Зины Алиевой. Не разлей вода бегали.

– Кто?

– Твоя мама и Зина. Баб Валя покойная, царство небесное, она в Вике души не чаяла.

Аня молча жевала суп, слабо представляя себе бабу Валю, Зину и Вику. Когда она уезжала, Витя бы вывел весь класс в тайгу и оставил на волю случая. Выходит, конфликт разрешился.

Бабушка стянула платок с седой проволоки волос, утираясь им под причитание:

– Ужас какой! Весь год – то утопленники, то висельники. Господи. Заблудилась, поди.

– Не расстраивайся, прошу, – Аня с трудом глотнула черствый хлеб. Плач окончательно испортил ей аппетит и усилил мигрень. – Ничего непоправимого не стряслось. Отыщется.

Бабушка закивала, но как-то огорченно.

– Они будут ее в лесу искать? – уточнила Аня, всматриваясь сквозь стекло в серую вату неба. Мелкий снег десантировал в сумерках. – Разве можно в нем заблудиться?

Слепой лес за поселком Аня всегда воспринимала чем-то сродни парку. Она облазила в нем пригорки вдоль и поперек, изучила все тропы. Они с друзьями убили не один день на поиски диких зверей (и возможно даже волков!), но никого, кроме пугливых птиц, ни разу не подкараулили. Холмистые дебри с трех сторон выводили в степь. И пустынная степь в детстве пугала ее гораздо сильнее густых зарослей леса.

– Совсем неуправляемым стал, – вздохнула устало бабушка. – После случившегося.

– Да, мы понимаем. Нам всем тяжело. Я приехала как раз по этому поводу.

– Из-за Витьки?

– Мы с мамой хотим уговорить его переехать, – Аня воспринимала свой степенный тон смутно, со стороны. – Ему ведь поступать. Выпускной класс.

– Вы хотите его забрать? – испугалась бабушка.

– Ба-а, – сглаживала Аня покладисто. – Что значит забрать? Ему нужно получать высшее. Ты сама просила.

– Вите не хватает отца, – отстраненно рассуждала бабушка. – Дом без хозяина.

Аня потерла переносицу. В висках стучала кровь, усталость отупляла.

– Бабушка, я с ним еще даже не поговорила толком. Кто ему глаз подбил?

– Ой, не знаю. Молчит. Уже сил нет с его молчанкой.

– С кем он дружит?

– С Гришкой. С Лесохиным Гришкой, ага. И с Викой этой… Ох, вы столько не виделись, – безутешно закачалась бабушка. – После похорон матери он тихим стал. Иной раз слова клещами не вытащишь.

– За пять минут проблему не решить.

Раздражение в голосе внучки озлобило бабушку:

– Это вы чего-то там решили.

– Нет. Я поговорю с ним – все станет ясно. – Аня опустила грязную посуду в раковину. – Зла никто ему не желает.

Бабушка кивнула назидательно, относясь к затее скептически:

– Да, поговори. Поговори. А что же Нина?

– Бабушка, у нее не получилось приехать. Просто не получилось.

– Я ее просила.

– Она помнит.

– Она старше.

– Я просто узнаю, что он решил с вузом. Каким видит свое будущее.

Но бабушка упрямилась:

– Она обещала приехать.

– У нее не получилось! – Аня сделала глубокий вдох, упираясь ладонями в раковину; объяснила уже тише: – Вы виделись три месяца назад. Ба, она приедет на Рождество. Не переживай. Мы понимаем, что тебе нелегко одной. Вам нелегко.

Бабушка вымученно улыбнулась.

– Я думала, ты не захочешь переступить порог. После тех слов. Анют…

– Ты погорячилась, ба. Все были на эмоциях.

– Он тебя не послушает. Витя никого после матери не слушает.

– Куда он денется? Выслушает.

– И исчезнет на три года? Как ты?

Аня покосилась на свою холодную кружку.

– Бабуль, давай просто выпьем чаю и поболтаем. Да? Мне ведь не бежать через час на поезд. Мы во всем посоветуемся с тобой, хорошо? Но ему необходимо поступить в университет, согласна?

Бабушка кивнула. Вид измученной внучки ее разжалобил.

– Дорога к нам теперь – муки.

– Более чем. Мост рухнул.

Аня включила воду, за тщательным мытьем посуды описала уродство разломившихся свай.

– Ужас. Ужас какой! Присядь, Аннушка. Бросай эти тарелки. Ты ведь устала, – строгий взгляд немного оттаял. – Присядь, я тебя хотя бы разгляжу как следует.

– Мы на прошлой неделе видели друг друга.

– В телефоне? В том крохотном квадратике что рассмотришь-то? Нет. Это другое.

Аня кивнула согласно. Бабушка сжала ее холодные ладони в жилистом замке рук, всматриваясь теперь не во внешность, а в сумеречную глубину души.

– Ну расскажи мне, как вы там живете. Расскажи, утешь. Чуток.

– Все хорошо, бабуль. Зачем утешать? Мы справляемся.

– Ты такой взрослой стала. Ох, красота наша. – Она печально поджала губы, сникая. – Дина бы порадовалась.

И слёзы мимо воли потекли по щекам. Они впервые разделили горе.

– Непременно, – прошептала Аня, ведь тело стыло скорбью. – Да. Только представь…

Удар в окно прервал тревожный бег сна. Аня проснулась в кресле, немеющим лбом упираясь в шершавую спинку. Шея затекла, ноги оледенели на холодном полу. За тихими стенами разверзлась подземная чернота. Спросонья Аня не сразу поняла где находится. Она отлепила взгляд от белеющих тюлем окон, осмотрелась. Телевизор напротив приглушенно транслировал концерт. В пустом зале витал бальзамический душок лекарств. Аня обернулась на проход и поморщилась, пошевелив обескровленной рукой. В кухне горел свет.

– Где бабушка? – спросила Аня, ступая по шахматной плитке к чайнику на плите.

Витя сгорбленно сидел за столом, ковыряясь вилкой в слипшихся макаронах.

– Спать легла. У нее давление скачет.

– Что-то случилось? – беспокоилась Аня, потирая глаза. – Как поиски?

Чайник оказался пуст. Кровоснабжение в руке возобновлялось колючей пульсацией, голова раскалывались от резкого пробуждения. В полудреме комната воспринималась тускло, а непривычная обстановка только усиливала волнение.

– Вить, что случилось? – Аня настойчиво остановилась напротив брата. Лицо его краснело после мороза, веки опухли. – Мы тебе звонили. Сколько пропущенных? Двадцать?

– Извини. – Он сел к ней боком. – Забыл про беззвучный.

– Забыл?!

– Ань, тише. Только без нотаций.