Грир Хендрикс - Безымянная девушка

Порой отношения, которые, как кажется на первый взгляд, проникнуты заботой и вниманием, таят в себе скрытые опасности.

Порой психотерапевт, выманивающий ваши тайны, самый большой секрет хранит в своем кабинете.

Вы приходите в мой врачебный кабинет на четыре минуты позже назначенного времени. Вы запыхались, но силитесь это скрыть, стараясь дышать часто и неглубоко. Ваши волосы собраны на голове в узел, из которого выбилась одна прядь; на вас черные джинсы и простенький черный топ. Как ни странно, я разочарована, что сегодня вы не удивили меня своим нарядом.

– Здравствуйте, доктор Шилдс, – приветствуете вы меня. – Простите за опоздание. Я работала, когда вы прислали сообщение.

Вы опускаете на пол свой чемоданчик и протягиваете мне пакет. Вид у вас не виноватый, вы не прячете глаза.

На необычную просьбу вы отреагировали более чем безупречно.

Согласились мгновенно. Не задали ни одного вопроса. Задачу перед вами поставили в последний момент, но вы не раздумывая принялись ее выполнять.

Теперь завершающий этап.

– Вам любопытно, что в пакете?

Вопрос задан беспечным тоном, без малейшего намека на укоризну.

Сдержанно рассмеявшись, вы говорите:

– Ну да, я полагала, может быть, пара книг?

Реакция естественная, спонтанная. Вы не отводите взгляд. Не крутите на пальце свои серебряные колечки. Не выказываете признаков смущения.

Вы совладали со своим любопытством. Продолжаете оправдывать доверие.

Теперь на вопрос, который не давал вам покоя последние двенадцать кварталов, вы можете получить ответ.

Из пакета аккуратно извлекается статуэтка сокола – из муранского стекла, в котором застыли мелкие золотые листочки. Голова у сокола холодная и гладкая.

– Вот это да, – восклицаете вы.

– Подарок для мужа. Подойдите, потрогайте.

Вы колеблетесь. Морщите лоб.

– Он вовсе не такой хрупкий, как кажется, – заверяю я вас.

Вы проводите пальцами по стеклу. Сокол будто взмахивает крыльями, готовясь взлететь – застывший сгусток динамической энергии.

– Это его любимая птица. У соколов исключительно острое зрение. Они по малейшему колыханию травы на зеленом поле определяют, что там прячется добыча.

– Уверена, он будет в восторге, – говорите вы и, помедлив, добавляете. – Я не знала, что вы замужем.

Я отвечаю не сразу, и на ваших щеках проступает румянец.

– Я всегда смотрю, как вы делаете записи левой рукой, и прежде обручального кольца я у вас не видела, – объясняете вы.

– А-а. Вы очень наблюдательны. Камень расшатался, пришлось отдать в ремонт, чтобы закрепили.

Это ложь, но если вы поклялись быть предельно честной, то вам подобного обещания никто не давал.

Кольцо было удалено с пальца, когда Томас признался в измене. По разным причинам оно снова на моей руке.

Сокол возвращен в пакет и опять обложен папиросной бумагой. Сегодня вечером я лично доставлю его в новое жилище Томаса, куда он переехал несколько месяцев назад.

Никакого особенного повода нет. По крайней мере, сам он ничего не отмечает. Для него это станет сюрпризом.

Порой изящный подарок и впрямь можно использовать как оружие, чтобы произвести предупредительный выстрел.

6 декабря, четверг

Я цепенею, когда доктор Шилдс убирает статуэтку в пакет и говорит, что на сегодня моя миссия окончена.

Я до того оторопела, что не могу вспомнить точную формулировку своего подготовленного вопроса, но все равно с головой кидаюсь в омут.

– Э… хотела спросить у вас… – начинаю я, чуть резче и громче, чем обычно. – Все, что я вам рассказываю… вы собираетесь использовать в одной из своих научных работ? Или…

Она меня перебивает – чего прежде никогда не делала.

– Джессика, все, чем вы делитесь со мной, никто другой не узнает. Я никогда не предаю огласке истории болезни своих пациентов, ни при каких обстоятельствах.

Потом она добавляет, чтобы я не беспокоилась: мне будет заплачено столько же, сколько всегда.

Она наклоняет голову, глядя на пакет, и я понимаю, что мне предложено освободить кабинет.

– Ладно… спасибо, – говорю я.

Я иду по ковру с нежным узором, который заглушает мои шаги, у выхода напоследок оглядываюсь на нее и закрываю за собой дверь.

Она стоит у окна в ореоле света, низкое солнце окрашивает ее волосы в огненный цвет. На ней облегающий наряд – сиренево-голубой свитер с «хомутом» и шелковая юбка, – подчеркивающий красоту ее гибкой грациозной фигуры. Она абсолютно неподвижна.

От такого зрелища у меня перехватывает дыхание.

Я выхожу из здания и иду по тротуару в сторону метро, думая о том, как на основе нескольких фактов – отсутствие обручального кольца на руке; пустой стул напротив нее во французском ресторане; жест, похожий на тот, каким смахивают слезу, – я сделала неправильный вывод, решив, что, возможно, ее муж умер. Подобно тому, как я ошиблась насчет мужа миссис Грэм, сочтя его живым.

Я спускаюсь в метро и, ожидая на платформе поезда, поглядываю на мужчин вокруг – пытаюсь представить, каким должен быть избранник доктора Шилдс. Высокий, в хорошей физической форме, как и она? Возможно, на несколько лет старше нее, блондин с добрыми глазами, в уголках которых собираются морщинки, когда он улыбается. Все еще по-юношески привлекателен, но, в отличие от нее, не притягивает к себе повторных взглядов.

Наверно, вырос на Восточном побережье, учился в элитной частной школе, например, в Эксетере, потом окончил Йельский университет. Возможно, там они и познакомились. Он из тех, кто умеет ходить под парусом и играть в гольф, но не сноб.

В мужья она наверняка должна бы выбрать более компанейского человека – чтобы тот дополнял ее сдержанную спокойную натуру. И если он, накачавшись пивом, начинал бы буянить во время игры в покер со своими приятелями, она обуздывала бы его порывы.

Интересно, у него действительно день рождения, или они из тех романтических пар, которые любят удивлять друг друга заботливо выбранными подарками?

Конечно, не исключено, что я опять бог весть что себе навоображала.

Эта мысль поразила меня, как гром. У платформы с визгом тормозит поезд, а я все думаю: что если я неверно истолковала нечто более важное, чем косвенные факты, касающиеся мужа доктора Шилдс?

Где это видано, чтобы за простое поручение, на выполнение которого ушли считанные минуты, заплатили триста долларов? Или все-таки это было не простое поручение?

«Проект, в котором вы участвуете, из сферы научного эксперимента переходит в область исследования морально-этических принципов в контексте реальной жизни», сказала мне доктор Шилдс при нашей первой личной встрече.

Что если это поручение было моим первым экзаменом? Может быть, следовало выразить протест, когда доктор Шилдс заверила меня, что заплатит мне, как обычно?