Грир Хендрикс - Безымянная девушка

Но почему она освободила его от обязанностей ассистента, если до сих пор проводит исследования, работая с другими молодыми женщинами?

Бен демонстративно смотрит на часы.

Я пробегаю глазами свои вопросы. Но что в них толку, если Бен ничего не знает про этические эксперименты, к которым она меня привлекла?

– Вам вообще ничего не известно о том, чем она теперь занимается? – уточняю я.

Он качает головой.

Я холодею.

– Я подписал договор о неразглашении информации, – объясняет он. – Мне даже разговаривать с вами нельзя.

– Тогда почему вы пришли на встречу? – шепотом спрашиваю я.

Он убирает с рукава пальто налипшую пушинку. Снова обводит взглядом зал и отодвигается на стуле.

– Прошу вас! – Это вырывается как сдавленный вскрик.

– Найдите папку с вашим именем, – советует Бен, снова понизив голос, так что я едва различаю его слова, заглушаемые гомоном посетителей и криком ребенка.

Я таращусь на него.

– Что в ней?

– По ее указанию я собирал сведения обо всех респондентах. Но о вас она хотела знать больше. А потом забрала ваше досье из шкафа, где хранилась информация о других испытуемых.

Он поворачивается, собираясь уйти.

– Подождите! – окликаю я его. – Мне грозит опасность?

Бен медлит в нерешительности, стоя ко мне вполоборота. Потом на мгновение возвращается к столику.

– На это я не могу ответить, Джесс, – произносит он и уходит.

Во время наших первых сессий на столе доктора Шилдс лежала картонная папка. Что могло в ней быть?

После ухода Бена какое-то время я еще сижу за столиком, глядя в пространство перед собой. Потом наконец звоню Томасу.

Он отвечает после первого гудка.

– Ты почему не отвечала ни на мои звонки, ни на сообщения? Видела фото, что я прислал?

– Видела.

На другом конце линии где-то в глубине шумит вода, бряцает что-то металлическое.

– Я не могу сейчас говорить. – В его голосе слышится исступление. – У меня планы на ужин. Завтра утром позвоню. Ей ничего не говори, – снова предупреждает он и кладет трубку.

К тому времени, когда я покидаю кафе, на улице уже темно.

Дует холодный ветер. Нахохлившись, я иду домой, а сама пытаюсь представить содержимое досье доктора Шилдс. Многие врачи, принимая пациентов, делают записи. Вероятно, в той папке запротоколированы наши с ней беседы. Но почему Бен настаивает, чтобы я ее нашла?

Потом я осознаю, что давно уже не видела ту папку.

Я представляю, как она лежала на опрятном столе доктора Шилдс, ровно по центру, и пытаюсь вспомнить, что на ней было напечатано. К надписи я никогда не присматривалась, но теперь уверена, что там стояло мое имя: Фаррис, Джессика.

В отношении меня доктор Шилдс использовала только два обращения: на первых порах я была Респондент № 52, потом – Джессика.

Но Бен перед тем, как покинуть кафе, назвал меня Джесс.

Подойдя к своему дому, я замечаю, что дверь подъезда приоткрыта. Во мне подымается раздражение на беспечных соседей, не удосуживающихся плотно закрывать дверь, и на управдома, который никак не возьмет на себя труд устранить поломку.

Я поднимаюсь по лестнице, застеленной истершейся серой дорожкой, миную квартиру миссис Кляйн, которая живет прямо подо мной, этажом ниже. Нос мне щекочет аромат карри.

На входе в коридор я останавливаюсь. Под моей дверью что-то стоит.

Я подхожу ближе и вижу, что это простой бумажный пакет.

Поколебавшись, я поднимаю его с пола.

Пакет источает какой-то знакомый пряный запах, но я не могу его распознать.

В пакете куриный суп с вермишелью. Еще теплый.

Записки в пакете нет.

Но только один человек полагает, что мне нездоровится.

17 декабря, понедельник

Внезапный громкий шум предупреждает, что в доме кто-то есть.

Домработница по понедельникам не приходит.

В комнатах тишина и полумрак. Шум донесся слева.

Отдельный коттедж в Нью-Йорке имеет свои преимущества: отсутствие соседей, свой дворик, окна на все стороны.

Правда, есть и один существенный недостаток: нет консьержа, который охранял бы вход.

Снова громкое клацанье.

Знакомый звук. На шестиконфорочную плиту «Викинг» ставят кастрюлю.

Томас всегда гремит посудой, когда что-то готовит.

Он следует обычаю, что был заведен у нас по понедельникам, – тому самому, который был нарушен, когда он переехал.

Томас не сразу замечает меня в дверях кухни; наверно, музыка Вивальди, льющаяся из акустической системы «Сонос», заглушает шум моих передвижений.

Он рубит цуккини для блюда «паста примавера» – одного из нескольких в его арсенале. Знает, что оно – мое любимое.

На столе стоят два бумажных пакета из супермаркета, в ведерке со льдом – бутылка вина.

Я быстро произвожу в уме расчеты. Последний клиент Томаса уходит в 16:50. От его офиса до моего дома – 25 минут езды. Еще 20 минут – на магазин. Видать, на кухне он возится уже давно.

Сегодня вечером он не мог быть с вами, Джессика. Куда бы вы ни отправились, притворившись, будто спите дома, с моим мужем вы не встречались.

Мгновенно захлестнувшая меня волна облегчения вызывает слабость во всем теле.

– Томас!

Он стремительно поворачивается, держа перед собой нож, словно намерен защищаться.

Потом издает неестественно громкий сдавленный смешок.

– Лидия! Ты дома!

Только ли это его смутило?

Радость начинает угасать.

Тем не менее, я подхожу к нему, приветствую поцелуем.

– Занятие рано закончилось, – говорю я. И никаких других объяснений.

Порой не прямой вопрос, а молчание – наилучший способ получить информацию. Сотрудники полиции часто прибегают к этой тактике при допросе подозреваемых.

– Просто я… ну да, мы не договаривались, но я подумал, ты не станешь возражать, если я приду и удивлю тебя ужином, – с запинкой произносит Томас.

На этой неделе он уже второй раз является без предупреждения.

И нарушает негласную договоренность, которая возникла сама собой после его измены: с тех пор как Томас ушел от меня, он никогда не открывал дверь этого дома оставшимся у него ключом.

Или открывал?

Противоречивость фактов мешает объективно оценить ситуацию.

Завтра приму меры, чтобы впредь знать, когда он бывает здесь в мое отсутствие.

– Как мило, – сказано ему, более холодным тоном, чем он, возможно, ожидал.

Томас наливает бокал вина.

– Прошу, любимая.

– Только пальто сниму.

Он кивает и отворачивается к плите, помешивая макароны.

Джессика, вы пока так и не сообщили, был ли ответ на ваше послание.

Если Томас намеревается отклонить ваше приглашение, почему он этого еще не сделал?

Но, возможно, это вы что-то скрываете.

Возможно, вы убеждены, что свидание с Томасом – необходимый шаг для того, чтобы вы продолжили участие в исследовательском проекте. Не исключено, что он устоял перед искушением, но вы не намерены отступать. Пытаетесь выиграть время, рассчитывая на удачный исход.