Камилла Стен - Мертвый город

– Я не делала этого, – возражаю. – Я просто… была шокирована.

Макс тоже встает. Тщательно отряхивает джинсы; его свитер в слезах и крови, а сам он с ног до головы в деревянных щепках и пыли.

– М-да, пожалуй, выбрал не тот случай, – ворчит он. Разумно. Как всегда, разумно.

Я трясу головой.

– Эмми мертва, а Туне больна, причем настолько серьезно, что нам пришлось запереть ее… – Мой голос становится резче с каждым словом, пока я внезапно не замолкаю.

– Извини! О’кей? Извини… Сегодняшний день и для меня тоже выдался нелегким. Я просто потерял контроль над собой из-за последних событий. Все получилось так глупо… Понимаю. – Он трет ладонями лицо и вздыхает.

Я пытаюсь снова восстановить дыхание.

– Все мы выбиты из колеи. Всякое бывает… Забудем об этом.

Макс смотрит на меня немного странно. Затем, открыв рот, недолго молчит; наконец спрашивает:

– А когда будет тот случай?

Он произносит это ласково. А я не знаю, как мне ответить.

– О чем ты?

– Кончай, Алис, – говорит он и смеется; выходит это у него немного натужно. – Тебе же известно, что я имею в виду. Я ждал семь лет. Ждал и все время находился рядом. Ждал, что ты очнешься и все поймешь… Итак, когда же будет тот случай?

Я перевожу дыхание.

– Не знаю, – отвечаю ему, стараясь говорить как можно тише и спокойнее. – Мне жаль, Макс, но я не… я имею в виду…

Он закатывает глаза к потолку.

– Ты не можешь сказать, что не знала. Ты же на самом деле все поняла. Почему, как ты думаешь, я спонсировал твой фильм? Я ведь не рассчитывал вернуть свои деньги.

– Я думала, ты верил в него, – мямлю я беспомощно.

– Просто я верил в тебя , Алис. – Макс глядит прямо мне в глаза. – Я видел твою реакцию, когда сказал, что поеду с вами. Ну же. Мы оба знали, что все должно случиться здесь.

Мне не остается ничего иного, кроме как тупо смотреть на него.

– Алис, – мягко говорит Макс и делает шаг ко мне. – Ну хватит. Ты же знаешь, о чем я говорю.

Он улыбается – криво, так что его лицо перекашивается.

Я отступаю на шаг назад, опускаю взгляд и говорю:

– Завтра придет помощь. Все будет нормально, Макс. Мы не умрем. Все будет хорошо.

Снова посмотрев на него, я вижу, что он с силой сжал зубы, а в жилке на его виске бешено пульсирует кровь.

– Макс… – говорю я с мольбой в голосе, чувствуя, как опять подкатывают слезы. – Не трогай меня, пожалуйста. Сейчас.

– Ты чертова эгоистка, – отвечает он мне. Встряхивает головой, а потом повторяет снова: – Ты чертова эгоистка.

Затем выходит из комнаты и с такой силой хлопает дверью, что, кажется, дрожит весь дом.

Я снова опускаюсь на диван, какое-то время сижу, затем поднимаюсь и, слегка пошатываясь, выхожу в прихожую.

Там никого нет.

На кухне копошится Роберт. Сначала я замечаю краем глаза его тень; пока поворачиваюсь, он уже успевает поднять взгляд и увидеть меня.

Роберт чуть великоват для стула, на котором сидит. Его рыжая шевелюра резко контрастирует с бирюзовой мебелью, а благодаря лохматому половику на полу вся кухня почему-то кажется мне частицей другого мира.

После недолгих сомнений я выдвигаю стул из-под стола и сажусь напротив Роберта; ножки скребут по полу, когда я устраиваюсь поудобнее.

На стене над дверным проемом висят часы. У них белый циферблат и черные цифры. Минутная стрелка свалилась с оси и лежит внизу; часовая остановилась на цифре три.

– Ты видел Макса? – спрашиваю я Роберта.

Он кивает.

– Сказал, что ему надо прогуляться. Собирался дойти до церкви и принести остатки меда.

– Ага, – говорю я.

Проходит несколько секунд.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я Роберта.

Он размышляет над ответом. Или же, как и я, толком не знает, что сказать. Несколько раз сжимает и разжимает кулак над поверхностью стола и задумчиво смотрит на него. Я вижу, что костяшки его пальцев красные и израненные.

– Я двинул кулаком в стену, – говорит Роберт таким тоном, словно его мысли находятся где-то далеко. – Мне почему-то показалось, что это поможет. Но ничего не изменилось…

– Здесь? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает он. – В школе.

Потом мы какое-то время сидим молча.

Я облизываю губы. Они сухие, и на них еще сохранился привкус губ Макса. Но сейчас я больше не хочу вспоминать о нем.

Наконец говорю:

– Не понимаю.

Сама не знаю, утверждение это или вопрос. Я снова произношу эти слова, и теперь они звучат как молитва.

– Не понимаю.

Роберт кладет на стол руки ладонями вниз. Они у него огромные и грубые, не соответствуют тонким запястьям.

– Да, – соглашается он. – И я тоже.

Я не знаю, говорим мы о Туне или Эмми, или о Сильверщерне. Пожалуй, обо всем сразу – или ни о чем.

Мои губы дрожат, я сжимаю их крепче.

– Там есть вода, – говорит Роберт и кивает в сторону мойки. На ней стоит керамический кувшин.

Я вопросительно приподнимаю брови.

– Я нашел его в шкафчике, – объясняет Роберт. – Он показался мне наиболее подходящей посудой.

– А откуда вода? – интересуюсь я.

– Сходил к реке, – объясняет Роберт. – Где-то час назад.

Слышу шум на втором этаже.

– Ей уже давали пить? – спрашиваю я Роберта.

Он смотрит на кувшин с водой в моей руке. Его ресницы ужасно светлые, почти невидимые, короткие и густые.

– Нет, – говорит он, предпочитая не встречаться со мной взглядом. Слова даются ему с трудом, он продолжает сквозь сжатые зубы: – Я не могу думать о том, что она там, наверху. Не могу. Мне сразу вспоминается то, что она сделала, и Эмми, и я просто хочу…

Он с такой силой сжимает кулаки на столе перед собой, что не до конца зажившая ранка на одной из его костяшек раскрывается. Крошечные капельки крови, выступившей из нее, похожи на драгоценные камни.

Мы снова долго сидим молча; я не знаю, что сказать. Но потом Роберт сам нарушает тишину.

– Отнеси воду наверх. Ей тоже надо попить, – говорит он тихо.

Меня одолевают сомнения.

– Если услышишь, что я топаю по полу, поднимайся.

Роберт медленно кивает.

– О’кей.

Его кулаки по-прежнему крепко сжаты.

Эльза просыпается, когда Ингрид открывает дверь комнаты. Она задремала сидя на стуле, притулив голову к стене. Вероятно, спала с открытым ртом, поскольку в горле у нее сухо, а зловоние, царящее в комнате, словно осело пленкой на языке.

– Как дела? – тихо спрашивает Ингрид.

Снаружи по-прежнему темно; горизонт начинает чуть светлеть. Наверное, еще ночь. Ингрид выглядит как тень.

– Хорошо, – так же тихо отвечает Эльза, чтобы никого не разбудить. – Все хорошо.

Новорожденная девочка спала лучше, чем любая из собственных дочерей Эльзы; правда, дважды просыпалась и хныкала, но сразу погружалась в сон, как только Эльза начинала качать ее.