Кортни Коул - Ноктэ

Меня так и разбирает любопытство, поэтому я бросаюсь за угол дома, к окнам на другой стороне гостиной. С этого ракурса мне открывается прекрасный вид на его рабочий стол. И вглядевшись внутрь, я ахаю.

Когда я впервые увидела Деэра, то была права. Он творческая натура. Он художник.

И он работает над удивительно красивым рисунком — моим портретом.

У меня перехватывает дыхание, когда я вглядываюсь получше и, прислонившись лбом к стеклу, изучаю картину.

Его мастерство поражает. И то, как он меня нарисовал, — будоражит.

На рисунке я удаляюсь от него совершенно обнажённая, если не считать туфель на высоком каблуке.

Затаив дыхание, я изучаю рисунок… зачарованная тем, какой он меня представляет. Я стройная и бледная, но бледная в прекрасном смысле, неземном. Мои волосы более длинные и пышные, мышцы соблазнительные и идеальные. В его глазах я женственная, изящная и совершенная.

Я внимательно разглядываю рисунок целиком, и мои щёки начинают гореть от одной только мысли, что он представляет меня вот так… что он воображает меня обнажённой.

А затем моё сердце запинается и замирает в груди, когда я кое-что замечаю.

Родимое пятно на боку.

Размером с четвертак, цвета кофе со сливками.

Вздрогнув, я неосознанно прохожусь пальцами по своему боку, чтобы нащупать то место, где находится очень реальная, очень интимная родинка.

Но как Деэр узнал?

Он никак не мог увидеть эту родинку, если только не подсматривал за мной во время принятия душа или переодевания.

Он, должно быть, наблюдает за мной.

Какого чёрта?

Я настолько погружена в свои мысли, что забываю отойти от окна, и Деэр до чёртиков пугает меня, появляясь прямо передо мной, его удивлённое лицо предстаёт напротив моего.

Я отшатываюсь назад, и Деэр делает то же самое, а затем прищуривает глаза, всматриваясь в темноту.

На меня.

Я отступаю и бросаюсь по тропинке в сторону своего дома; по многим причинам. Потому что мне стыдно, что он поймал меня, когда я шпионила за ним, потому что я нервничаю и смущена его рисунком, и потому что, несмотря ни на что, я польщена и взволнованна тем, что он вообще меня рисовал.

Однако я не пробегаю и двадцати метров, прежде чем Деэр дёргает меня за локоть.

— Калла, что ты делаешь на улице в такое позднее время?

Его тёмные брови сдвинуты, когда он вглядывается в моё лицо.

Я останавливаюсь и смотрю вверх, в его тёмные глаза, а затем, без какого-либо на то приглашения, в моей голове всплывает образ прекрасного портрета, который он нарисовал собственными руками. Настолько он был любовно изображён, настолько прекрасно нарисован…

— Ты рисовал меня, — просто говорю я, мои руки падают вдоль тела. Не знаю, что я чувствую, кроме смущения.

Он кажется сильно взволнованным.

— Да. Я… это просто хобби.

— А ты действительно хорош в рисовании, — говорю ему я. — Настолько хорош, что смог нарисовать родимое пятно, которое никогда раньше не видел.

Следует долгая пауза.

— Что ты под этим подразумеваешь? — наконец вздыхает Деэр.

Я вздыхаю в ответ.

— Родинка на моём боку. Ты никогда её не видел, так как же ты её нарисовал? Следил за мной? И если да, то зачем?

Ещё одна длинная пауза.

— Э-э, я не шпионю за тобой, если ты на это намекаешь, — наконец отвечает Деэр. — Иногда я сижу во дворе, а ты часто выходишь на улицу. Так на днях ты возвращалась после плавания, и на тебе почти не было одежды. Тогда я её и заметил.

О. Это же очевидно.

— Я идиотка, — вздыхаю я. — Прости.

Он качает головой.

— Не беспокойся. Я могу понять, как ты могла прийти к такому заключению.

Ага, потому что я ненормальная.

Он снова поглядывает на меня.

— Я должен извиниться перед тобой. За то, что нарисовал тебя в такой… интимной манере. Прости. Надеюсь, я не заставил тебя почувствовать себя неловко.

Если под «неловко» он подразумевает невероятно польщённой — то да. Заставил.

— Всё нормально, — быстро отвечаю ему я. — Ты изобразил меня красивой. Как можно злиться на такое?

— Ты действительно красива, — произносит он ровным голосом, а в его глазах мелькают миллионы различных чувств. Воздух пронизан напряжением, наполнен чем-то волнующим, и мне очень хочется приподняться на цыпочках и поцеловать его.

— Ты так и не ответила, что делаешь так поздно на улице, — напоминает мне Деэр, прерывая искушающие мысли.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках правдоподобного ответа, но тихий лес не наводит ни на одну толковую мысль.

— Я просто не могла уснуть. И увидела у тебя свет…

— Я тоже не мог уснуть, — признаётся Деэр. — Я рисую, когда такое происходит.

— Ты рисуешь меня , — медленно проговариваю я. — Почему я?

Из всех людей в мире, почему я?

Он усмехается, ленивой, непристойной усмешкой, от которой у меня реально поджимаются пальцы ног.

— Я рисую не только тебя, Калла-Лилия. Я рисую всё, что нахожу интересным.

Он находит меня интересной. Моё сердце учащённо бьётся, и я забываю, что несколько минут назад думала, что он, возможно, сталкер.

— Правда?

— Правда, — кивает он.

Я начинаю дрожать от ночного ветерка, и Деэр это замечает.

— Возвращайся в постель, Калла, — советует он. — Здесь холодно.

Я молча киваю.

— Хорошо. Спокойной ночи, Деэр.

— Спокойной ночи.

Я несусь по тропинке, и всю дорогу Деэр наблюдает за мной. Я это чувствую. Но когда оборачиваюсь на верхних ступенях крыльца, его нигде нет.

Я чувствую себя опьянённо, восхитительно и прекрасно до тех пор, пока не возвращаюсь к своей кровати и не вспоминаю, что в ней Финн. Рядом с постелью валяются мои цветы, поломанные, предположительно Финном.

Все мои удивительные чувства резко угасают, когда я понимаю, что не могу чувствовать себя замечательно из-за Деэра. Я не могу ощущать себя замечательно ни из-за чего, пока мой брат серьёзно болен.

Я засыпаю, а вокруг меня нависают тёмные тучи и поглощают мою радость.

На берег обрушиваются океанские волны, орошая меня мелкими брызгами, пока я стою, прислонившись к одному из камней в небольшой бухте. Сейчас время отлива, поэтому я могу задержаться здесь на несколько часов, прежде чем начнётся прилив и покроет все открытые озёрца.

Всё, чего мне хочется, — это мечтать о Деэре. Сосредоточиться на том, что он фантазирует обо мне обнажённой.

Но я не могу. Не прямо сейчас. Поскольку в кармане куртки мои пальцы прижаты к изношенному кожаному переплёту дневника Финна. Поняв прошлой ночью, что Финн ещё более не в себе, чем я предполагала, я поняла, что должна выяснить причину.

Поэтому, когда они с отцом ушли работать над забором, я взяла его дневник. Мне пришлось это сделать, потому что сам Финн явно не собирается мне обо всём рассказывать. Он решит, что потерял его… и мне придётся с этим согласиться. От этой лжи я чувствую себя мерзко и ужасно, ведь знаю, как много значат для него его записи.