Эллен Грин - Лабиринты веры

Джоанна пихнула меня в бок:

– Что там еще?

– Только школьный альбом и вот это платье. Еще ее паспорта. – Я бросила ей на колени пачку паспортов.

Джоанна принялась листать их, изучая фотографии и штампы.

– Выдан в тысяча девятьсот девяносто втором. А она много путешествовала… Очень много. – Все страницы были заполнены знакомыми штампами Иммиграционного контроля, указывавшими на то, когда она выезжала из Соединенных Штатов и когда въезжала обратно. – Девяносто третий, девяносто четвертый, девяносто пятый – она постоянно ездила в Европу… Девяносто шестой. Много поездок с маленьким ребенком. Ты что-нибудь помнишь?

Я на секунду задумалась:

– Мы ездили во Францию навещать бабушку, но я не помню, чтобы мы ездили куда-то еще.

– Вот, начало девяносто шестого; похоже, она месяц провела в Испании. Потом поехала в Марокко. Ты не помнишь? Рынки? Пустыня и верблюды? Сколько тебе тогда было, три или четыре?

– Нет. Ничего не помню.

– Гм. А что ты помнишь?

– Помню это платье. – Я дотронулась до голубой клетчатой ткани. Какие-то крики и суета, меня кто-то грубо хватает. И куда-то бежит. Хаос и, кажется, кровь. И лица. Лицо Клэр. Это было мое первое воспоминание о том дне, когда я была в этом платье. Но Джоанне я рассказывать об этом не собиралась.

Она перебросила мне паспорта:

– Я от этого начинаю нервничать. Всё, иду вниз.

Она выползла в гардеробную. Я услышала шаги на лестнице, потом открылась входная дверь. Я решила, что дверь открыла Джоанна, но, войдя в кухню, обнаружила, что там никого нет.

– Ты оставила входную дверь нараспашку, – заявила она, появляясь позади меня через несколько минут.

– Я? – Нет, я точно помнила, как заперла ее после того, как мы с Джоанной вошли в дом.

– Наверняка. Я зашла в туалет наверху, а когда спустилась, она была широко открыта. Я бы на твоем месте запирала все замки. От всей этой истории мурашки по спине ползут.

Но я же слышала шаги на лестнице. Я же не сумасшедшая. Если спускалась не Джоанна, то кто? Неужели все это время в доме был кто-то чужой? Я подбежала к входной двери и накинула цепочку.

Джоанна встала позади меня и сложила на груди руки.

– Ты в порядке? – Я едва заметно кивнула. – Итак, сколько раз за последние, скажем, пару лет ты побывала под лестницей?

– Ни разу. Ноль. Поводов не было. То была гардеробная Клэр.

– Именно. Все было спрятано. Фотография. Паспорта. Платье. – Она слегка наклонилась ко мне: – Все это было достаточно важным, чтобы не выбрасывать. Даты на фотографии достаточно, чтобы обратиться в полицию. Она связана с теми убийствами. Звони, Ава. Прямо сейчас.

– Нет, сначала я хотела бы все обдумать. И понять, почему все это оказалось в вещах Клэр. Если она считала, что это как-то связано со мной.

– Даже если считала, и что? У тебя не получится.

– Что не получится?

– Играть в детектива. Убили людей. Пусть и несколько лет назад, но все же… Почему бы нам не позвонить Расселу? – Она пихнула меня в бок.

Рассел был следователем при прокуратуре. Джоанна называла его СШК. Сногсшибательным красавцем. Она могла подойти ко мне и шепнуть: «Здесь СШК, подкрась губы». И никогда не позволяла мне забыть тот единственный день, когда мы с ней сидели перед зданием суда и к нам присоединился Рассел. Он купил мне фруктовый салат и бутылку воды. Мы так увлеклись разговором о его военной службе во Франции – оказалось, Рассел целый год прожил в Шербуре, а потом несколько раз приезжал туда, – что совсем забыли о Джоанне. Она постоянно припоминала мне тот случай. Я снова и снова повторяла ей, что у Рассела есть девушка и что он не в моем вкусе.

«Вот из-за своего отношения ты мне сразу и не понравилась. Можешь думать что хочешь, но ты недостаточно хороша для него, – как-то сказала она мне. – Да, ты вся из себя француженка и так далее, но что из этого? Зато у него вьющиеся волосы и огромные карие глаза».

Какое-то время я пыталась защищаться, однако вскоре поняла, что именно этого Джоанна и добивается. Поэтому стала подстрекать ее:

«Я слишком хороша для него, так что проехали».

Да, я обращала внимание на Рассела, когда он оказывался рядом. Ничего не могла с собой поделать. Спору нет, он был действительно красив, однако привлекал меня другим. Умом, жизнерадостностью, общительностью. Его назначили в прокуратуру после того, как Рассел шесть лет проработал в управлении полиции Черри-Хилл. Он преподносил свое назначение как нечто несущественное, как обычный перевод. Позже я узнала, что его назначение было политическим и в определенных кругах считалось серьезным повышением по службе.

– Ну что скажешь? Не хочешь выслушать его мнение? – Джоанна едва не подпрыгивала от нетерпения.

Я поймала себя на том, что в ответ качаю головой:

– Нет. Я предпочла бы никого в это не втягивать.

– Серьезно? Ты собираешься расследовать все сама? – Она с сомнением посмотрела на меня. – Ну нет. Рассел. И точка.

Я склонила голову.

– Он превратит это в официальное расследование. Передаст фотографию полиции Филадельфии. Ты же знаешь, что он так и поступит. А меня это не устраивает. Пока рано. Сначала мне нужно понять, зачем Клэр все это сохранила. А вот потом об этом можно будет и поговорить.

– Ава…

– Нет, я серьезно. Если ты хочешь, чтобы мы ему рассказали, ты должна быть уверена в том, что он сохранит все в тайне.

Джоанна закатила глаза, а я замолчала.

– Подожди, не торопись. – Рассел внимательно уставился на меня. Сидя за столом напротив меня, он буквально сверлил меня взглядом. – Пять лет назад была убита супружеская пара? Убийца не найден? И ты не звонила в полицию после того, как съездила к дому? Не выложила им имеющуюся у тебя информацию? – Я непроизвольно отметила, что у него глаза цвета виски. «Джека Дэниелса».

– Ну вот сейчас звоним, – ответила за меня Джоанна. – Мы же позвонили тебе.

Он кончиками пальцев потер виски.

– Я имею в виду полицию Филадельфии. То подразделение, которое начало расследование. – Рассел изо всех сил пытался сдержать рвущееся наружу раздражение. – И ты даже не взяла с собой фотографию? Чтобы я мог на нее взглянуть?

– Извини. Честное слово, она была у меня в сумке… – Это была ложь. Я не принесла ее, потому что сначала хотела убедиться, что он поможет мне и сохранит все в тайне, а не заполучит лакомый кусочек информации и сбежит.

– Ее мать умерла пару месяцев назад, – указала за меня Джоанна. – Куча переживаний, а тут еще и это… Ава не знает, какое отношение фотография имеет к ее семье и имеет ли вообще. Так что не наезжай на нас.

«На нас». Я подавила улыбку.

Появилась официантка и поставила перед нами содовую.

– Будете что-нибудь заказывать? – спросила она.