Сол Лелчек - Спастись от опасных мужчин [litres с оптимизированной обложкой]

– Сейчас сюда явятся оклендские служители закона. Мне нужно, чтобы сюда приехали и вы, чтобы объяснить им, что к чему. Постарайтесь сделать так, чтобы они поняли, что я работала вместе с вами. Дома у меня на кровати очень удобный матрас. Ортопедический, без пружин, в общем, все такое. Я к нему привыкла, и мне очень нравится на нем спать. По правде говоря, мне бы не хотелось провести эту ночь где-то еще.

Он понял, куда я клоню.

– Говори адрес. Мы выедем сейчас же.

Я сказала ему адрес.

– Да, Никки, еще один вопрос.

Я хотела уже отключиться, но продолжила держать телефон у уха.

– Если, как ты сказала, мы все понимали неправильно, то в чем на самом деле была суть? Людям действительно грозила опасность?

Я кивнула, хотя он и не мог меня видеть.

– Да, но не тем людям, о которых мы думали вначале. Когда вы приедете, я все вам объясню, но вам нужно поторопиться. Пока вы сегодня вечером не доберетесь до офисов «Care4», жизни этих людей по-прежнему будут находиться под угрозой.

Я положила телефон на землю и, подойдя к ряду грузовых контейнеров, села и, ссутулившись, привалилась к рифленому металлу, слушая, как звуки сирен становятся все громче. Я так устала, что могла бы заснуть, прислонившись к битому стеклу. Мое лицо болело, мое тело болело, у меня болело все.

Я видела за воротами голубые огни. И смотрела, как они приближаются все ближе и ближе.

– Господи, Никки. Когда я видела вас в прошлый раз, вы выглядели плохо. Сейчас же вы выглядите… еще хуже.

– Спасибо.

– Из-за вашей скрытности с вами исключительно трудно работать. Я говорю это с равными долями досады и симпатии.

– Всем нравятся трудные задачи, дающие возможность проявить себя.

– Да, полагаю, что это можно описать и так. Кстати, как вам уже известно, наши сеансы подошли к концу. Нынешний сеанс последний. Я представлю суду свои бумаги, и все вопросы к вам будут сняты. Но вы можете продолжать ходить ко мне, теперь уже по собственной воле.

– У меня есть выбор.

– Вот именно, у вас есть выбор.

– Могу ли я задать вам один вопрос, прежде чем уйду?

– Конечно.

– Как вы думаете, наш облик формируется тем, что мы делаем?

– Что вы имеете в виду?

– Ну я хочу сказать, как, по-вашему, если ты делаешь что-то плохое, это делает тебя плохим человеком?

– Я точно не знаю, как ответить на этот вопрос. Думаю, все зависит от того, что именно ты делаешь и почему. Возможно, духовный наставник, либо религиозный, либо светский, смог бы ответить на этот вопрос лучше меня. Как бы то ни было, я могла бы много чего о вас сказать, но только не то, что вы плохая.

– Но вы же меня не знаете.

– Я не знаю, что вы сделали, и вряд ли когда-нибудь узнаю. Это верно, но, возможно, если бы я это знала, я все равно не смогла бы ответить на ваш вопрос.

– Я всегда боялась стать такой, как Бекки Шарп из «Ярмарки тщеславия» [71] Знаменитый роман Уильяма Теккерея (1848), шедевр английской литературы, показывающий нравы британского общества эпохи Наполеоновских войн. . Женщиной, которая умеет думать, может постоять за себя, имеет твердый характер и изобретательный ум, но внутри у нее… ничего нет – только забота о ее собственном благополучии. Иногда я думаю, что это было бы хуже – хуже многих других вещей.

– Никки, вы никогда не говорили мне это прямым текстом, но у меня создалось четкое впечатление, что вы готовы, не колеблясь, подвергать свою жизнь опасности, чтобы спасать других. Из всего, что может вас тревожить, об этом я бы на вашем месте не беспокоилась ничуть.

– Возможно. Но я все-таки беспокоюсь.

– Я бы сказала, что те, кто об этом совсем не беспокоится – как раз им и стоит побеспокоиться о таких вещах, вот что я вам скажу. На следующей неделе я оставлю время, в которое у меня находились вы, свободным. Тот же день недели, тот же час. На всякий случай.

– Ясное дело. На всякий случай.

– Ну тогда все. Увидимся на следующей неделе. Может быть.

– Может быть.

Кладбище находилось в Монтерее. Я припарковала мотоцикл у ворот, рядом с небольшой служебной постройкой. Внутри я нашла кладбищенского смотрителя в джинсах и рабочих ботинках, читавшего газету, на которой стояло сегодняшнее число – 2 ноября. Когда он положил ее на стол и встал, я увидела на первой полосе набранные крупным жирным шрифтом заголовки: глава ИТ-компании погиб, полночный рейд ФБР на ее офисы, хаос. Другой заголовок, набранный более мелким шрифтом, гласил, что в этом деле была также замешана юридическая фирма, базирующаяся в Сан-Франциско. Здесь же была помещена фотография Сайласа Джонсона. Он выглядел уже далеко не таким самоуверенным, как тогда, когда я видела его у стойки бара в отеле – наручникам свойственно оказывать на людей подобный эффект.

Выйдя из своего маленького кабинета, смотритель показал мне, в какую сторону идти, и вернулся к своей газете. Я медленно шла по мощеной дорожке, ощущая то странное соседство безмятежности и отчаяния, которое чувствуется в атмосфере любого кладбища. Утро выдалось прохладное, но погода была приятной. Кладбище располагалось на склоне, спускающемся к темно-зеленому пруду с водяными лилиями, и между надгробиями из полированного мрамора и гранита с самодовольным и целеустремленным видом расхаживали крупные белые гуси. Неподалеку, на противоположной стороне улицы, находилась детская площадка, с дорожки был виден только самый верх тамошней желтой горки, и до меня приглушенно доносились веселые детские голоса.

Я нашла ее могилу, поискав всего несколько минут. Могила была еще слишком свежей, чтобы на ней можно было установить надгробный камень. Здесь было множество букетов, и кто-то поставил на могилу ее фотографию, прислонив к маленькой кучке крупной океанской гальки. Я тоже принесла букет и бережно положила его на траву. Несколько минут я молча постояла под лучами солнца и, наконец, села по-турецки на траву лицом к фотографии, не обращая внимания на впитывающуюся в мои джинсы росу.

– Мы спасли их, Карен, – сказала я вслух. – Мне жаль, что ты не можешь быть здесь. Мне жаль, что у меня не было возможности узнать тебя лучше, но больше всего я сожалею о том, что позволила убийцам добраться до тебя, – и все-таки мы их спасли.

Неподалеку стояла простая каменная скамья, с которой была видна ее могила.

Я долго сидела там, прежде чем уйти.

Ресторанчик на Сан-Пабло-авеню был крошечным. Всего несколько столиков, стоящих столь тесно, что посетителям приходилось протискиваться между стульями, прежде чем сесть. Прямо у его стены находилась маленькая неотгороженная кухня с обшарпанной газовой плитой с восемью конфорками с большими чугунными котелками. Заведение принадлежало вьетнамской семейной паре. Муж занимался приготовлением блюд, а жена, миниатюрная черноволосая женщина с морщинистыми щеками, сердечно поздоровалась со мной и сразу же усадила меня за столик.