Райли Сейгер - Моя последняя ложь [litres с оптимизированной обложкой]

А вот как все продолжается.

Ты снова кричишь.

И опять.

Ты даже не знаешь – зачем, но все-таки кое-что понимаешь. Ты пытаешься, но не можешь избавиться от тех ужасных мыслей. Ты знаешь, что одна из них – правда.

Поэтому ты кричишь еще раз и будишь весь лагерь. Ты стоишь в озере, в трех метрах от берега, но чувствуешь, что со всех сторон к тебе тянется энергия. Разряд. Всеобщее удивление. Цапля на берегу чувствует это, расправляет огромные красивые крылья и взлетает. Поднимается в небо на волне твоих воплей.

Сначала ты видишь Френни. Она выбегает на заднюю террасу Особняка. Она уже поняла, что что-то случилось. Она смотрит на тебя и утверждается в этой мысли. Она слетает по деревянным ступенькам вниз, и ее ночная рубашка развевается по ветру.

Чет следующий. Он заспанный, у него не пойми что на голове. Он стоит на террасе напуганный, держится за перила. Тео вылетает не задерживаясь, спешит по ступенькам. На нем только трусы, и все его тело выглядит ужасно неприлично в сложившихся обстоятельствах. Тебе противно, тебя тошнит. Ты отводишь глаза.

Остальные толпятся на берегу. Дети и вожатые. Они не двигаются. Они торчат в тумане. Все напуганы. Все удивлены. Всем любопытно. Это первое чувство. Их любопытство веет на тебя, как холодный ветер. Ты сразу начинаешь их ненавидеть. Ты ненавидишь их за желание узнать то, что известно тебе. Им неважно, насколько ужасна правда.

Бекка Шонфельд стоит среди них. Ты ненавидишь ее сильнее других, потому что ей хватает наглости документировать происходящее. Она локтями прокладывает дорогу вперед. Она поднимает камеру. Она делает несколько снимков, и звуки затвора похожи на гальку, прыгающую по воде.

Вперед выходит только Френни. Она стоит у самой кромки, почти в воде.

– Эмма? – зовет она. – Что ты тут делаешь? Тебе плохо?

Ты молчишь. Ты не знаешь, как ответить.

– Эм? – Это Тео, и ты все еще не можешь на него посмотреть. – Вылезай из воды.

– Иди обратно! – срывается Френни. – Я сама разберусь.

Она входит в озеро. Она не бредет, как ты. Она марширует. Сгибает колени и помогает руками. Подол рубашки темнеет, собирая воду. Она останавливается в нескольких футах от тебя. С тревогой склоняет голову. Говорит спокойно, контролируя свое напряжение:

– Эмма, что случилось?

– Они пропали, – отвечаешь ты.

– Кто пропал?

– Другие девочки из коттеджа.

Френни сглатывает, и по красивой шее будто проходит волна:

– Все?

Когда ты киваешь, зеленый свет в ее глазах гаснет.

Ты понимаешь, что дело серьезно.

После этого все разворачивается быстро. Люди расходятся по лагерю, проверяя те места, где ты уже была. Кострище. Душевые. Коттедж. Тео осторожно открывает каждый ящик, будто девочки прячутся там и сейчас выпрыгнут, как чертик из табакерки.

Охота не приносит результатов. Ты не удивлена. Ты знаешь, что происходит. Ты все знаешь с тех пор, как проснулась в пустоте и тишине.

Организуют поисковый отряд. Пока что маленький. Все пытаются сделать вид, что ситуация не настолько серьезная. Все боятся. Ты настаиваешь на том, чтобы присоединиться к поискам, хотя и не в том состоянии, чтобы бродить по лесам и выкрикивать имена девочек, которые, возможно, пропали. Или не пропали. Ты идешь за Тео, стараешься поспевать и не думать о том, как вода из озера холодит кожу. Ты вздрагиваешь, несмотря на то, что температура перевалила за тридцать градусов, а по спине ползут капельки пота. Вы обыскиваете леса по краям лагеря. Сначала с одной стороны, потом с другой. Ты идешь через лес и думаешь, что то же самое делал Бьюканан Харрис сто лет назад. Прокладывал тропинку, вооруженный мачете и злокозненной радостью. Это странная и глупая мысль. И все-таки ты отвлекаешься от усталости в ногах и боли в руках. От того, что за каждым поворотом могут поджидать три мертвых девочки.

Но их нет, ни мертвых, ни живых. Не осталось и следа. Будто они и не существовали вовсе, будто их придумали обитатели лагеря. Будто это была массовая галлюцинация.

Ты возвращаешься в лагерь во время обеда. Все оставшиеся дети собрались в столовой. Они едят печально выглядящую, разваливающуюся пиццу. Все смотрят на тебя. В глазах – разные эмоции. Надежда. Страх. Укор. Именно его ты чувствуешь сильнее всего, пока идешь к столику Френни. Он жжет спину, словно солнечный ожог.

– Ну что? – спрашивает Френни.

Тео качает головой. Несколько девочек бросаются в слезы. Они плачут, разрывая мертвенную тишину столовой. Ты снова их ненавидишь. Они почти не знали пропавших. Это ты должна плакать. Но ты стараешься равняться на Френни. Она не плачет. Она спокойна перед лицом огромного ужасающего шторма.

– Я думаю, настало время вызвать полицию.

Полчаса спустя ты по-прежнему в столовой. Там больше нет ни хныкающих девочек, ни плачущих вожатых. Там пусто. Там ты – и детектив полиции штата, чье имя ты уже забыла.

– Ну хорошо, – говорит он. – Сколько девочек вроде бы пропало?

Ты обращаешь внимания на выбор слов. Вроде бы. Он намекает, что ты все придумала? Он тебе не верит?

– Я думала, Френни все вам рассказала.

– Я хотел бы услышать информацию от вас. – Он откидывается на спинку кресла и скрещивает руки на груди. – Если вы не против.

– Трое.

– Все жили в одном коттедже?

– Да.

– И вы везде их искали?

– Не по всей территории, но лагерь мы перевернули вверх дном.

Офицер вздыхает, лезет в куртку и достает ручку с блокнотом.

– Давайте начнем с имен.

Ты колеблешься, потому что если ты их назовешь, все обретет плоть. Ты произнесешь имя вслух, и мир узнает, что они пропали. Ты не готова к такому. Ты прикусываешь щеку и ждешь. Но детектив смотрит на тебя, раздражается, у него розовеет лицо.

– Мисс Дэвис?

– Да. Имена.

Ты делаешь глубокий вдох. Сердце грустно и быстро стучит в груди.

– Их зовут Саша, Кристал и Миранда.

Полицейский записывает имена в блокнот и переводит все в разряд случившегося. Сердце в моей груди стучит гулко и тревожно.

– Вернемся к началу, – говорит он. – К тому моменту, когда вы поняли, что девочек нет в коттедже.

Мне становится неловко. Я не понимаю, о ком он говорит. Которых из них? Я чуть было не задаю этот вопрос вслух.

Я невольно чувствую себя тринадцатилетним подростком, трусящим перед другим полицейским, который донимает меня вопросами о других девочках. Ситуация очень похожа. Пустая столовая, нетерпеливый представитель закона, накатывающая паника. Изменились только возраст и сами пропавшие. Еще на столе стоит кофе. В прошлый раз мне налили апельсинового сока.