Райли Сейгер - Моя последняя ложь [litres]

– Они вернулись. – По моей щеке катится слеза. – Они не смогли попасть внутрь.

– Почему? – спрашивает Миранда.

Я знаю, что пора остановиться, что я и так сказала слишком много. Но поворачивать некуда. Я устала недоговаривать. Это очень похоже на ложь, а я хочу сказать правду. Возможно, я наконец исцелюсь.

– Я заперла дверь.

Миранда с силой втягивает воздух. Она пытается скрыть изумление и шок.

– Вы их не впустили?

Я киваю. По щеке бежит еще одна слеза, повторяя путь первой. Она сворачивает к губам, и я чувствую соль и горечь.

– Я отказалась. Они стучали. Они крутили ручку. Они умоляли меня впустить их.

Я смотрю на дверь, представляя, как это было в ту ночь. Бледная ручка, покрытая лунным светом, крутится туда-сюда. Я слышу стук по дереву. Кто-то называет мое имя снаружи.

Эмма.

Это Вивиан.

Ну же, Эм, впусти меня.

Я забилась в дальний угол кровати, вжалась в стену. Я натянула одеяло до ушей и спряталась, пытаясь избавиться от настойчивого звука.

Эмма, пожалуйста.

Я залезла под одеяло, спряталась и лежала там, пока стук не прекратился, а Вивиан не исчезла.

– Я могла их впустить. Я должна была их впустить. Но я не сделала этого. Я была маленькая, глупая, я злилась. Если бы я их впустила , они были бы здесь. А я бы не думала, что убила их.

По щекам катятся еще две слезинки. Я утираю их тыльной стороной ладони.

– Я пишу их. Всех троих. Они есть на каждой картине. Никто не знает, что они там. Я прячу их. Я не знаю почему. Я просто так хочу. Но я больше не могу. Это похоже на безумие. Это и есть безумие. Я думаю, что смогу понять, что случилось. Я хочу перестать их писать. Может быть, тогда я прощу себя.

Я перестаю говорить и смотрю на девочек. Саша, Кристал и Миранда уставились на меня. Они молчат и даже не двигаются. Они смотрят на меня, как дети на незнакомца. Нервно и с любопытством.

– Извините. Я себя плохо чувствую. Утром мне будет лучше.

Я встаю, качаясь, как дерево в шторм. Девочки отодвигаются и поднимаются на ноги. Я машу рукой:

– Не портьте себе вечер из-за меня. Продолжайте играть.

Они слушаются. Они боятся. Они не знают, что делать. Они могут только играть, радовать меня, ждать, пока я отключусь, а произойдет это с минуты на минуту.

– Еще один круг, – решительно говорит Миранда, не до конца пряча страх. – Я начинаю.

Я закрываю глаза и заползаю в постель. Вернее, они закрываются сами, хотя я пытаюсь их открыть. Я слишком устала. Я слишком пьяна. Я раздавлена собственным признанием. Я ничего не вижу, поэтому нащупываю руками матрас, подушку, стену. Я сворачиваюсь в клубок и подтягиваю ноги к груди, спиной к девочкам. Стандартная позиция унижения.

– Первое. Мне стало плохо после аттракциона «Циклон» на Кони-Айленде.

Миранда говорит медленно, осторожно, прислушиваясь к тому, заснула я или нет.

– Второе. Я читаю сто книг в год.

Сон почти поборол меня. Как будто внизу распахнулся люк в темноту. Я падаю с удовольствием, теряя сознание, но все-таки слышу Миранду, тихо и слабо говорящую:

– Третье. Я переживаю за Эмму.

А вот как все продолжается.

Ты снова кричишь.

И опять.

Ты даже не знаешь – зачем, но все-таки кое-что понимаешь. Ты пытаешься, но не можешь избавиться от тех ужасных мыслей. Ты знаешь, что одна из них – правда.

Поэтому ты кричишь еще раз и будишь весь лагерь. Ты стоишь в озере, в трех метрах от берега, но чувствуешь, что со всех сторон к тебе тянется энергия. Разряд. Всеобщее удивление. Цапля на берегу чувствует это, расправляет огромные красивые крылья и взлетает. Поднимается в небо на волне твоих воплей.

Сначала ты видишь Френни. Она выбегает на заднюю террасу Особняка. Она уже поняла, что что-то случилось. Она смотрит на тебя и утверждается в этой мысли. Она слетает по деревянным ступенькам вниз, и ее ночная рубашка развевается по ветру.

Чет следующий. Он заспанный, у него не пойми что на голове. Он стоит на террасе напуганный, держится за перила. Тео вылетает не задерживаясь, спешит по ступенькам. На нем только трусы, и все его тело выглядит ужасно неприлично в сложившихся обстоятельствах. Тебе противно, тебя тошнит. Ты отводишь глаза.

Остальные толпятся на берегу. Дети и вожатые. Они не двигаются. Они торчат в тумане. Все напуганы. Все удивлены. Всем любопытно. Это первое чувство. Их любопытство веет на тебя, как холодный ветер. Ты сразу начинаешь их ненавидеть. Ты ненавидишь их за желание узнать то, что известно тебе. Им неважно, насколько ужасна правда.

Бекка Шонфельд стоит среди них. Ты ненавидишь ее сильнее других, потому что ей хватает наглости документировать происходящее. Она локтями прокладывает дорогу вперед. Она поднимает камеру. Она делает несколько снимков, и звуки затвора похожи на гальку, прыгающую по воде.

Вперед выходит только Френни. Она стоит у самой кромки, почти в воде.

– Эмма? – зовет она. – Что ты тут делаешь? Тебе плохо?

Ты молчишь. Ты не знаешь, как ответить.

– Эм? – Это Тео, и ты все еще не можешь на него посмотреть. – Вылезай из воды.

– Иди обратно! – срывается Френни. – Я сама разберусь.

Она входит в озеро. Она не бредет, как ты. Она марширует. Сгибает колени и помогает руками. Подол рубашки темнеет, собирая воду. Она останавливается в нескольких футах от тебя. С тревогой склоняет голову. Говорит спокойно, контролируя свое напряжение:

– Эмма, что случилось?

– Они пропали, – отвечаешь ты.

– Кто пропал?

– Другие девочки из коттеджа.

Френни сглатывает, и по красивой шее будто проходит волна:

– Все?

Когда ты киваешь, зеленый свет в ее глазах гаснет.

Ты понимаешь, что дело серьезно.

После этого все разворачивается быстро. Люди расходятся по лагерю, проверяя те места, где ты уже была. Кострище. Душевые. Коттедж. Тео осторожно открывает каждый ящик, будто девочки прячутся там и сейчас выпрыгнут, как чертик из табакерки.

Охота не приносит результатов. Ты не удивлена. Ты знаешь, что происходит. Ты все знаешь с тех пор, как проснулась в пустоте и тишине.

Организуют поисковый отряд. Пока что маленький. Все пытаются сделать вид, что ситуация не настолько серьезная. Все боятся. Ты настаиваешь на том, чтобы присоединиться к поискам, хотя и не в том состоянии, чтобы бродить по лесам и выкрикивать имена девочек, которые, возможно, пропали. Или не пропали. Ты идешь за Тео, стараешься поспевать и не думать о том, как вода из озера холодит кожу. Ты вздрагиваешь, несмотря на то, что температура перевалила за тридцать градусов, а по спине ползут капельки пота. Вы обыскиваете леса по краям лагеря. Сначала с одной стороны, потом с другой. Ты идешь через лес и думаешь, что то же самое делал Бьюканан Харрис сто лет назад. Прокладывал тропинку, вооруженный мачете и злокозненной радостью. Это странная и глупая мысль. И все-таки ты отвлекаешься от усталости в ногах и боли в руках. От того, что за каждым поворотом могут поджидать три мертвых девочки.