Джон Харт - Последний ребенок

– У него не было выбора, Клайд. Она ушла и, насколько мне помнится, с собой его не позвала.

– Я мог бы настоять.

– Ничего, это пройдет.

– Слушает какой-то гранж и уже готов наброситься на собственного отца.

– Гранж. Ничего себе… Кто-нибудь, позвоните в вечерние новости.

– Ха-ха. Не смешно.

– Побудь дома, – посоветовал Йокам. – Займись ребенком.

– Время уходит, Джон. Буду через десять минут.

– Не начинай.

– Не начинать что? – Хант услышал злость в собственном голосе. Йокам тоже ее услышал.

– Мало потерял, Клайд? Нет, правда.

– Ты о чем?

– Господи, старик… Хотя бы раз позаботься сначала о сыне, а не о работе.

Хант хотел ответить. Хотел сказать что-нибудь злое, язвительное, но Йокам дал отбой. Детектив положил трубку, сделал еще глоток и вылил остаток в раковину. Йокам старался сделать как лучше. Как надо. Проблема не в этом. Работа стала для него наркотиком, но и это еще не все. Сидя в темной, притихшей кухне, Хант впервые признал очевидное: ему не очень-то нравится собственный сын. Да, конечно, он любил Аллена, но не понимал и не принимал его взгляды, мнения, решения.

Парень изменился.

Хант ополоснул стакан, а когда повернулся, Аллен стоял у двери.

Секунду-другую они непримиримо смотрели друг на друга, и младший первым отвел глаза.

– Ну да, пропустил уроки. И что с того?

– Для начала: это нарушение правил.

– Ты хоть раз можешь переключиться? – Аллен провел ладонью по подлокотнику стула. – Тебе обязательно надо все время быть копом? Неужели нельзя побыть нормальным отцом?

– Нормальным отцам наплевать, что их дети прогуливают школу?

Аллен отвернулся.

– Ты же понимаешь, о чем я.

– На мосту убили человека. Ты это знаешь. Убили ровно там, где был ты.

– Но только несколько часов спустя.

– А если бы что-то случилось с тобой? Что я сказал бы матери тогда?

– Но ничего же не случилось, так что ты соскочил.

– Ты видел там Джонни Мерримона? Джека Кросса?

– Сам знаешь, что видел, иначе не спрашивал бы. Копы ведь этим занимаются, да? Допрашивают подозреваемых…

– Кроме как сегодня, ты Джонни Мерримона раньше видел?

– Он – в младшей средней. Я – в старшей.

– Знаю. Но ты вообще его видишь? Разговариваешь с ним?

– С ним никто не разговаривает. Он же фрик.

Хант выпрямился. Где-то в пустоте, за глазами, вспыхнул уголек злости.

– Что значит фрик?

– Ну ни с кем не разговаривает. И глаза у него такие… мертвые. – Аллен пожал плечами. – Он сам не свой. В смысле… они же близняшки. Как такое пережить?

– А Тиффани Шор? – спросил Хант. – Ее ты знаешь?

Сын повернулся и посмотрел на него, как смотрят на врага.

– У тебя ведь только это на уме, да?

– Что?

– Чертова работа, – зло бросил сын. – Твоя долбаная работа!

– Послушай…

– Мне осточертело слышать про Алиссу и Джонни, про то, какая это жуткая трагедия. Осточертело видеть тебя с этими бумажками, как ты снова и снова смотришь на ее фотографию, день за днем, ночь за ночью. – Аллен указал пальцем на кабинет, где в запертом ящике стола давно обосновалась на постоянной основе папка с делом Алиссы Мерримон. – Ты не слышишь, что говорю я, но я слышу, как ты ходишь по комнате в три часа ночи – и бормочешь, бормочешь… Ты чувствуешь себя виноватым, ты готовишь мне завтрак и стираешь мою одежду, и я сыт этим по горло. Ты – одержимый, и из-за этой одержимости мама и ушла от тебя.

– Подожди минутку…

– Разве я неправильно это назвал?

– Твоя мать понимала трудности моей работы.

– Я говорю не о работе. Я говорю о том, с чем ты каждый вечер приходишь домой. О твоей одержимости матерью Джонни.

Хант почувствовал, как заколотилось сердце.

– Поэтому она и ушла.

– Ты ошибаешься.

– Ушла, потому что ты одержим мамочкой этого парня!

Хант шагнул вперед и остановился, поймав себя на том, что сжал кулаки. Сын увидел то же самое и, расправив плечи, поднял руки. Детектив вдруг понял, что перед ним далеко не мальчишка, а юноша, способный дать отпор.

– Ударишь? – Аллен утер кулаком губы. – Давай. Ударь. Попробуй.

Хант отступил и разжал пальцы.

– Никто никого бить не будет.

– Тебе только они и дороги. Алисса. Джонни. Та женщина. А теперь еще и Тиффани Шор. Снова все то же самое.

– Эти дети…

– Да знаю я все про этих детей! Только о них и слышу! Как началось, так и не остановится…

Аллен сказал это негромко, с усталой обреченностью, но его слова били по больному. Секунду-другую они смотрели друг на друга, отец и сын, а потом в тишине зазвонил телефон. Определитель показал номер Йокама. Хант поднял палец.

– Мне надо ответить. – Он откинул крышку. – Ну что еще? Не дай бог…

Йокам обошелся без вступлений.

– Есть результат по отпечатку на веке Дэвида Уилсона.

– Личность установлена?

– Да, и даже кое-что получше.

– Насколько получше?

– Ты не поверишь.

Хант посмотрел на часы, повернулся к сыну и произнес ненавистные слова:

– Буду через десять минут. – Он закрыл телефон и поднял руку. – Аллен…

Но сын уже не слушал – протопав по лестнице, взбежал наверх. Хлопнула дверь.

Хант посмотрел в потолок, выругался шепотом и вышел из дома под грохот той же песни.

Полицейский участок находился в одном из переулков в центре города – чисто функциональное двухэтажное здание из красного кирпича. Распахнув двери, Хант прошел на второй этаж, где и обнаружил Йокама склонившимся над картой города.

– Рассказывай.

– Совпадение полное. Ливай Фримантл. Сорок три года. Чернокожий. Рост шесть футов и пять дюймов. Вес – триста фунтов [19] Соотв., 196 см и 136 кг. .

– Черт… Я, признаться, думал, что парнишка преувеличивает.

– А вот и нет. Тот еще громила.

– Что-то мне его фамилия кажется знакомой… С чего бы?

– Фримантл? – Йокам откинулся на спинку стула. – Не знаю, никогда прежде не слышал.

– Фотография есть?

– Не из транспортного отдела. Водительских прав у него нет. И кредитной карточки нет. И банковского счета. По крайней мере, я не нашел.

– Но Дэвида Уилсона с моста сбросил автомобиль.

– Права ему могли выписать и в другом штате. А может, он и без них прекрасно обходится.

– Что еще нам известно?

Йокам порылся в бумагах.

– В поле зрения попал несколько лет назад. До того никаких сведений. Ни арестов, ни выписок из банковских счетов, ни данных об оплате коммунальных услуг или телефонной связи. Не человек, а призрак. Возможно, перешел под другую юрисдикцию. С момента появления у нас несколько раз арестовывался и привлекался к суду. Ничего серьезного, но свое отсидел. Там месяц, здесь два. Но вот что интересно: неделю назад ушел из рабочего отряда.

– Так он беглый заключенный? Почему я об этом ничего не слышал?