Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Единственное, что не изменилось между ними – это та естественность, с которой Лео говорил о своих криминальных планах.

– Ну же, Винсент. Самое крупное ограбление?

То, что в другой компании прозвучало бы абсурдно, между братьями звучало как само собой разумеющееся.

– То, что на вокзале?

– И это говоришь ты, опытный грабитель? Оно принесло всего сорок пять лимонов.

– Тогда – может, в Брумме?

– Да. Брумму до сих пор никто не перекрыл. Пятьдесят три лимона.

– Мы с тобой забыли про Ограбление века.

– Нет.

– Да. Там денег было до хренища.

– Налетчики попались. Со всей добычей. Так что это не считается.

Лео немного подвинул свой ящик, они должны быть поближе друг к другу.

– Тебе удобно сидеть, братишка?

– Говори, зачем пришел.

– Так как? Удобно? Теперь представь себе добычу, взятую в Брумме. А потом подумай о налете, где ты… удвоишь ее. Нет, больше, чем удвоишь.

– Что?

– Этот налет совершу я. В четверг. Но у меня появилась маленькая проблема. Нас было трое. Теперь нас всего двое. Так что мне нужен еще один.

Винсент поднялся с импровизированного табурета, прошелся по пустой квартире. Несмотря на мягкую, чтобы не повредить паркет, обувь, шаги простучали довольно громко.

– Винсент, сядь.

И чтобы заглушить шаги, заглушить голос старшего брата, чтобы заглушить это дерьмо, которое вечно все портило, Винсент в отчаянии ударил кулаком в красивую дверь спальни. Краска с нее посыпалась хлопьями.

– Да сядь же ты! Я хочу просто поговорить с тобой!

Он ударил снова, той же рукой; теперь потрескалась не только краска, но и дерево двери с зеркальной вставкой.

– Неужели ты не понимаешь…

Свежеокрашенное покраснело от крови – как и костяшки пальцев.

– …что этого, именно этого дерьма я так боюсь, я ведь просто… знал! И как раз потому не хотел встречаться с тобой! Я так и знал, что ты выкатишь идейку насчет продолжить!

Винсент пошел к ванной, кровь капала на пол, открыл кран, дождался, когда полилась ледяная вода, ополоснул костяшки, кисть, руку до локтя.

– Лео, я просидел четыре года. Вышел с пятью сотнями монет и билетом на поезд. Понимаешь ли ты, насколько тяжело вернуться в общество, не вламываясь туда силой? Я, мать его, попробовал. Расплатился с комитетом поддержки потерпевших. И все-таки все черт знает как осложнилось, когда одна девушка узнала, что я сделал и где сидел. Ее родители, братья-сестры и друзья захотели, чтобы она перестала встречаться со мной. Я никогда больше не совершу преступления. Пойми ты!

Винсент размотал рулон туалетной бумаги, обмотал руку в несколько слоев, чтобы кровь не просачивалась, потом вернулся и снова сел на ящик, придерживая «бинты» другой рукой.

– Закончил?

– Не понимаю, как у тебя сил хватает. Лео, ты не можешь просто перестать?

– Самый крупный в истории. И одновременно, братишка, мы отберем у Бронкса все его гордость и самомнение. Мы станем охрененно богатыми, а он станет никем.

Бумага на раненой руке размоталась, когда Винсент с отчаянием ударил себя в грудь.

– Я обещал, что никогда больше не совершу преступления. Обещал себе самому, в душе.

– Нарушь.

– Что?

– Обещание. Ты заработаешь на этом. Я беру риски на себя, но мне нужен еще один человек, чтобы свести их к минимуму.

Рука снова начала кровить, удар в грудь оказался сильнее, чем он рассчитывал.

– Лео! Ты не можешь просто… бросить, и все? Жить нормальной жизнью. Работать.

– Нормальная жизнь? Что это? Носиться высунув язык и всего бояться? Как ты? Винсент, дело не в том, что ты боишься снова сесть в тюрьму. Этот легавый приехал к тебе. Арестовал. Допрашивал. Неужели ты не понимаешь, что именно этого он и хотел – разлучить нас!

– Ты понимаешь, что я имел в виду.

– Нет.

– Папа верит тебе.

– Неужели?

– Если смог измениться я, то и Лео сможет измениться, он всегда так говорит.

– Ах да. Вы же теперь работаете вместе, так что успеваете потрепаться.

Винсент отвел взгляд, опустил глаза… может, он надеялся, что сам сможет рассказать брату об этом?

– А потом? Как тебе видится, что ты будешь делать? После этого идиотского ограбления?

– А потом, братишка, я исчезну. Вот поэтому я тут и разливаюсь. Хочу, чтобы ты был со мной. Я же тебя люблю, братишка.

– И я люблю тебя. Но речь не об этом.

– Мы исчезнем. Я хочу, чтобы ты исчез со мной. Мы с тобой против всего мира, верно?

Балкон был со стороны гостиной – Лео увидел его, когда подходил к дому. И пока Винсент в последний раз обдумывал вопрос, словно разлегшийся на полу между двумя ящиками с инструментами, Лео открыл дверь и вышел на приятно холодный воздух, прохлада покусывала щеки, открытую кожу. Опершись о перила, он думал о младшем брате, который изо всех сил старался стать обычным. В жизни Винсента не было места тайным углам. Два глубоких вдоха-выдоха; он повернулся, чтобы возвратиться в квартиру, и тут заметил банку из-под кофе, с окурками. Винсент не курил, но эти были ему знакомы. Самокрутки. Бумага «Рисла» и табак «роллинг». Отец.

– Лео!

Винсент так и сидел на ящике, подавшись вперед.

– Нет.

– Нет?

– Больше никогда.

Лео и сам это понял. Брат не передумает.

– В таком случае, малыш… мы больше не увидимся. Наши дорожки расходятся. Для меня альтернативы нет. Я не могу, Винсент – так же, как ты, – нарушить данное себе обещание.

Несколько минут. Может, больше. Потом Винсент поднялся.

– Я бы никогда не пошел грабить банки, если бы не ты.

Он посмотрел на старшего брата – спокойно, уверенно.

– Все мои знакомые ребята, кому по двадцать, хоть раз фантазировали за бутылкой пива о грандиозном налете. Но нас с Феликсом от них кое-что отличало. Ты, Лео. Потому что именно ты говоришь: «Окей, мы сделаем это» – и ведешь за собой других.

Взрослые, независимые глаза.

– Вот, например, сегодня, Лео. После долгих лет ожидания. Что, по-твоему, чувствовала мама? Обед, она ждала нас всех. Сначала не пришел я. А потом легавые забрали тебя и перевернули дом вверх дном. Все, что ты делаешь, отражается на всех нас. И не имеет значения, что мы больше ни при чем. Мы все равно при чем.

– Ладно, малыш. Договорились. Я кладу миллион на твой счет.

– Предпочитаю сам зарабатывать свои деньги.

Винсент шагнул вперед, протянул руки и не ослаблял объятие, пока оно не закончилось. Потом он долго стоял в опустевшей прихожей, бережно прижимая к щеке костяшки пальцев. Они уже распухли и начинали болеть, пульсировать в такт с сердцем.

Винсента не покидало ощущение неправдоподобия.

Если бы не боль в руке, он не был бы уверен, что только что видел старшего брата. В первый раз за шесть лет – и в последний раз в своей жизни.

Темно. Холодно. Дороги скользкие, как всегда, когда температура пляшет в районе нуля.