Андерс Рослунд - Сделано в Швеции-2. Брат за брата

Он понимал, почему ему так трудно уйти отсюда.

Потому что там, за окнами этой квартиры, жило противоположное.

По радио он услышал, что в полицейском управлении совершено беспрецедентное ограбление – похищена большая сумма денег. Налет. То, о чем постоянно твердил, во что пытался втянуть кого-нибудь из младших братьев Лео. Он даже сидел прямо здесь, на ящике с инструментами, разглагольствуя об этом.

Винсент провел кончиками пальцев по костяшкам правой руки. Кожа все еще саднила, была неестественного цвета.

Последний взгляд на все блестящее, новое; потом он вышел и запер дверь ключом, который завтра вернет хозяевам. Спускаясь по лестнице, Винсент услышал, как кто-то поднимается навстречу, и выругался – не надо было задерживаться, теперь он нарвется на владельцев квартиры, а они, наверное, пришли смотреть, планировать, уже мысленно переезжать. Но он сейчас не настроен на болтовню. Не сегодня.

Однако это оказалась не бездетная пара средних лет. Это был сосед с «хвостиком», благоухающий терпентином и масляной краской. Они виделись каждый день с тех пор, как Винсент приступил к работе, но не сказали друг другу ни слова. Сейчас они в последний раз молча обменялись кивками.

Фургон Винсента стоял, как обычно, на парковке жилищного кооператива. Подойдя ближе, Винсент увидел, что к капоту привалился мужчина. Лет сорока. Кожаная куртка, джинсы. И лицо, которое он узнал, хотя не видел его больше шести лет.

– Привет, Винсент. Я тебе звонил. Ты не отвечал. Так что я решил – приеду-ка сюда сам.

Джон Бронкс.

Полицейский, выслеживавший банковских грабителей, которые получили прозвище «Военная банда».

– Я не отвечаю на звонки с незнакомых номеров. И ты изгадил мою машину.

– Ничего страшного. Ты все равно на ней сейчас никуда не поедешь. Ты поедешь со мной.

– Никуда я с тобой не поеду. Я свое отсидел. И с тех пор преступлений не совершал. Вы это знаете. По крайней мере, твоей коллеге, которая крутилась тут и вынюхивала насчет алиби, это точно известно.

Бронкс похлопал по фургону.

– Значит, работаешь?

– Да.

– Дела хорошо идут? У тебя? У фирмы?

Он снова постучал по жестяному кузову – на этот раз точнехонько по логотипу «В-СТРОЙ».

– Ну.

– В таком случае почему тебе так хочется, чтобы мы приехали за тобой при полном полицейском параде, на полицейских машинах? Твои клиенты знают твою историю?

Сволочь.

Оставь меня в покое.

Ему хотелось выкрикнуть это. Сесть в машину, резко сдать назад и переехать этого гада. Бронкс угрожал сделать как раз то единственное, что абсолютно недопустимо при работе, которая строится на рекомендациях. Владельцы квартиры наверняка полюбопытствуют, с кем он разговаривает и что вообще происходит.

– Слушай, так не пойдет. Какого черта тебе надо?

– Об этом ты должен был узнать еще в тюрьме. О том, что иногда приходится садиться в машину с полицейской рацией и отвечать на вопросы. Рутина. Поинтересуйся хотя бы у тех, кто тоже отбывал срок.

Сдать назад, переехать его, потом – еще раз вперед, потом – опять назад.

– Так в чем дело?

– Поговорим в машине.

– Нет. В чем дело ?

– В твоем брате. Лео.

С учетом той сцены, которая может случиться завтра, прямо во время формальной передачи ключей и окончательного расчета, – это совсем не здорово.

– Я только сначала позвоню.

Винсент сделал шаг от машины и набрал один из забитых в память номеров.

– Эй, брату не звонить. Иначе окажешься соучастником преступления – ты же это понимаешь, да?

Винсент поднес мобильный телефон к лицу Бронкса, чтобы тот прочитал на дисплее слово «МАМА».

– Это тоже преступление?

Он отвернулся, дождался соединения, понизил голос.

– Мама?

– Да?

– По-моему, я не смогу сегодня приехать к тебе на ужин.

– Тебя не будет? Почему, Винсент?

– Извини.

– Но я ведь сказала, что Лео не приедет. Что будет, не как в прошлый раз на обеде. Что я все понимаю и будем только мы с тобой.

Еще шаг в сторону; теперь он шептал.

– Мама, тут дела… не очень.

Она медлила с ответом. Может, не расслышала.

– Слушай, мама, тут это…

– Что? Винсент, что там опять за дела не очень?

– Я… стою рядом с полицейским. Возле дома, где я работаю. Поэтому я не смогу приехать. Он хочет забрать меня на допрос.

– Что еще за полицейский?

– Который расследовал ограбления.

Она снова помедлила. Он слышал ее дыхание, понимал, что она разволновалась.

– Ничего не понимаю. Ты ведь сделал все, что требовалось. Выплатил компенсацию, отсидел срок. Они должны… должны оставить тебя в покое!

– Дело не во мне.

Теперь – его дыхание, он колебался.

– Дело в Лео.

Огромный пассажирский паром спокойно стоял на воде у нового причала в Вэртахамнене. Четыре часа до отплытия. Три часа – до того, как они смогут взойти на борт и на верхней палубе шагнуть в свою каюту-люкс, чтобы расслабленно наблюдать за тем, как остается позади Балтийское море. Оставшееся время они проведут в гостинице, расположенной всего в двухстах метрах отсюда; и вот они уже затормозили перед ней. У пустой в послеобеденное время стойки администратора они получили ключи от номера и пошли к лифту. Как чудесно было оказаться вместе в пространстве кабины, напоминавшей тесную камеру, где они планировали налет; они поднимались наверх в окружении четырех дорожных сумок, нагруженных купюрами, и чувствовали голод.

Машина свернула на перекрестке направо – на Фридхемсплан, на Дроттнингхольмсвеген. Не налево, к полицейскому кварталу Крунуберг, как ей следовало.

– Куда мы едем, а?

– Я же сказал. Ответишь на несколько вопросов.

Винсент обернулся, чтобы лучше видеть: он в первый раз сидел на переднем сиденье полицейской машины и в первый раз мог тут свободно двигаться. Прежде он всегда сидел сзади и притом в наручниках.

Но ощущение было такое же гадостное, ощущение чего-то неправильного.

– Верно. Ты собирался допросить меня. В полицейском управлении.

Бронкс пожал плечами. Пожал плечами, сволочь.

– Может быть, ты не в курсе, но там сегодня кое-что произошло. Там огорожено, и все на ушах стоят.

– И? Конечно, я слышал по радио. Но мы же едем из города!

– Да, мы едем из города.

Винсент завертел головой по сторонам, когда где-то за Торильдсплан они свернули на Эссингеледен, шоссе, ведущее на юг.

– По-моему, ты темнишь. Что я сделал-то? Скажи! Я смогу ответить тебе напрямую! Потому что я веду дневник, каждый свой час записываю. Мое условно-досрочное кончится меньше чем через месяц. Я и дальше буду все записывать, чтобы вы меня никогда не достали.

Он повернулся к Бронксу – неразговорчивому полицейскому, который, с тех пор как они покинули здание со свежеотремонтированной квартирой, сидя на водительском месте, не отрываясь смотрел вперед.