Илья Деревянко - Запах крови

– Так спрячьте понадежнее жену с сыном! – Лицо Степана болезненно передернулось. – Я же не имею права бросить работу. Больных уйма. В ближайшие дни предстоит несколько сложных операций! А смерть меня не страшит!

– Ну хорошо, – с деланным спокойствием согласился я. – Допустим, ты пропадешь. Людмила с Колькой останутся целы-невредимы... Ладно! Но каково им будет жить дальше без отца-кормильца в нынешние-то смутные времена? Погоди, не отвечай, я не закончил! Вот ты говоришь: работа, сложные операции... Извини, Степа, за откровенность, из тебя сейчас хирург, как из медведя балерина! Тело сплошь в язвах от паяльника, любое движение жуткую боль причиняет!.. Еще зарежешь ненароком какого-нибудь бедолагу на операционном столе! Третье: Колька с Людмилой пережили тяжелейший нервный стресс. Позаботился бы о них, провел бы курс реабилитации. В противном случае возможны серьезные психические расстройства, особенно у мальчика... Заодно за мной присмотришь. Я чувствую себя на редкость паршиво!

– Ты ж недавно уверял, будто находишься в превосходной физической форме? – проворчал Степан. – Выходит, врал, зараза?

– Врал! – честно сказал я. – Как сивый мерин! Но больше не буду, если ты возьмешь на работе отпуск и поживешь месяцок у Кретова.

– А дальше? – тихо спросил Демьяненко. – Всю оставшуюся жизнь по норам прятаться?

– Конечно, нет, – улыбнулся я. – Через месяц угроза будет полностью устранена. Дай лишь оправиться от ран.

– Ну хорошо, хорошо! – сдался Степан. – Поехали!..

Маленький кортеж из трех машин на предельной скорости несся по шоссе в сторону особняка Рептилии. Полулежа на заднем сиденье, я боролся с приступами тошноты. «Месяца хватит... Выздоровлю... расплачусь по счетам... – мелькали в усталом, затуманенном мозгу отрывочные мысли. – Грохну Головлева... Курочкина... Вахидова... прочую нечисть... В «органы» обращаться бессмысленно... Березовского разоблачили публично в связях с террористами, а толку? Ноль! Процветает, в Думу баллотируется!.. Головлева убью первым, желательно голыми руками, чтобы услышать хруст костей... Иуда-оборотень гораздо хуже откровенного врага!.. Почему так темно? Неужто настала ночь? Да нет, просто опять расклеился! Ерунда, оклемаюсь!»

Из включенного радиоприемника доносился бодрый голос диктора. Передавали утренние новости. Российские войска в Чечне медленно, но верно продвигались вперед. Боевики сотнями дохли под шквальным огнем федеральной артиллерии, под массированными бомбовыми ударами авиации. В тылу неприятеля успешно действовали отряды спецназа ГРУ. Между тем богатенькие московские подельники сепаратистов, в том числе Головлев, оставались пока безнаказанными! Но только пока!..

Загородная резиденция Рептилии представляла собой трехэтажный кирпичный особняк, обнесенный высоким забором с колючей проволокой. Степан с семьей поселился на третьем этаже, мы с Катей – на втором. Кретов с очередной любовницей тоже. Их спальня находилась на противоположном конце коридора. На первом этаже постоянно проживали шесть охранников, дежуривших посменно. Во дворе располагались русская баня, крытый бассейн с подогревом и обитали три свирепых матерых кобеля-волкодава. Днем они сидели на цепи, возле утепленных будок, а ночью носились по двору, периодически рычали, злобно гавкали либо от нечего делать грызлись между собой. С момента наезда на Степана чеченских отморозков прошло порядка трех недель. Кретов окружил гостей всевозможными заботами: прекрасное питание, в хорошую погоду – пикники на лоне природы. Для желающих – парная в любое время суток и так далее и тому подобное. Кроме того, в доме имелись обширная библиотека и богатая коллекция видеокассет с тщательно подобранными высококлассными фильмами. Семья Демьяненко почти полностью оправилась от последствий общения с «борцами за независимость Ичкерии»: маленький Коля перестал плакать и кричать во сне, у Людмилы прекратились истерики. Степан, в первые дни подавленный, заторможенный, снова стал деятельным, энергичным. Мои раны практически зажили, лишь иногда побаливала грудь, а отношения с Катей Скворцовой плавно перерастали в не-что большее, нежели обычный необременительный краткосрочный романчик, к коим я успел основательно привыкнуть за несколько лет холостой жизни. Из смежной комнаты девушка переселилась в мою (благо кровать была двуспальная) и в буквальном смысле не отходила от меня ни на шаг. По крайней мере по ночам. «Люблю! Люблю! Люблю!» – страстно шептала она, прижимаясь ко мне всем телом. «Я вроде тоже», – мысленно отвечал я и постепенно забывал о данном самому себе в 1993 году твердом обещании: после развода с Иркой не подходить к загсу ближе чем на километр. По утрам я совершал длительные пешие прогулки по прилегающему к Витькиной усадьбе лесу, где вдали от бдительного взора доктора Демьяненко потихоньку тренировался на свежем воздухе, стремясь быстрее восстановить бойцовскую форму. Поначалу, правда, не обошлось без эксцесса – в середине первой тренировки я не рассчитал нагрузки и зашелся в безудержном кашле, отхаркивая сгустки крови. Пришлось значительно убавить темпы. Тем не менее силы мало-помалу восстанавливались. Днем я купался в бассейне, читал книги, смотрел по видаку лучшие, на мой взгляд, кинокомедии: наши – режиссера Леонида Гайдая, французские – с Луи де Фюнесом, Пьером Ришаром, Жераром Депардье и Бельмондо, итальянские – с Челентано... По вечерам все собирались в столовой у камина, пили чай, изредка легкое красное вино, перебрасывались шутками, рассказывали анекдоты... Время летело незаметно. Ничто не предвещало беды, и, как водится, она нагрянула внезапно! В ночь с 23 на 24 октября 1999 года я проснулся словно от толчка и порывисто сел на постели. Подаренные Кротовым наручные часы со светящимся циферблатом показывали половину третьего. Рядом мирно посапывала во сне Катя. В доме и снаружи за окном стояла глухая тишина. Сердце охватил хорошо знакомый мне по многочисленным войнам специфический холодок, свидетельствующий о близкой опасности. И спустя мгновение я понял его причину – во дворе не было слышно собак , лай, рык и возня которых являлись непременным звуковым фоном ночной жизни усадьбы. Поспешно одевшись, я взял с журнального столика «макаров-особый», снял с предохранителя, дослал патроны в патронник и вышел в коридор. Мягко светили матовые плафоны под потолком. Толстая ковровая дорожка скрадывала шаги. На противоположном конце виднелась фигура Рептилии, тоже одетого, с «глоком-22» [22] в руке.

Питавший неистребимую страсть к импортным стволам, Кретов недавно приобрел «глок» за бешеные деньги у кого-то из знакомых бандитов и с тех пор не расставался с ним ни на секунду. Будто ребенок с любимой игрушкой!.. Заметив меня, Витька прижал палец к губам. Понимающе кивнув, я указал на ведущую вниз лестницу.