Мишель Сакс - Ты создана для этого

– Да, – ответила я. – Ты помнишь?

Она усмехнулась:

– Но разве оно не должно было быть припрятанным до твоей помолвки? Кажется, план был именно таким. Кэрол всегда это говорила.

Да, она никогда не упустит возможности меня поддеть, уколоть побольнее.

Тем не менее я счастлива, что она нашла свое место, свою семью. Веселая, довольная. Бог знает сколько времени у нее ушло на то, чтобы найти его, это место. Долгие годы она пыталась найти то, ради чего стоило держаться за жизнь.

Я хочу, чтобы она была счастлива. И всегда хотела только этого. Счастье Мерри – это и мое счастье. Его хватит для нас обеих.

На озере я украдкой бросила взгляд на ее тело, освещенное вечерним солнцем. Фрэнк, как всегда подтянутая и загорелая, с длинными грациозными руками и ногами, гладким и мягким телом с соблазнительными женственными изгибами. О таком теле мечтает каждая женщина. И чтобы добиться таких форм, нужно долго и упорно работать над собой. Высокая, нахально торчащая грудь. И ни одной морщинки вокруг глаз.

Интересно, она уже начала делать первые уколы красоты, призванные бороться со старением и увяданием? Она должна была научиться этому у моей матери. Фрэнк всегда казалась нетерпеливой ученицей.

Да. Она поразительна. Просто обворожительна. Фрэнк – соблазнительница, женщина, которая выглядит так, словно жаждет, чтобы ее совратили, – так однажды описал ее Сэм. Ей никогда не приходилось прикладывать усилий, чтобы привлечь внимание мужчин. И все же ее очарования не хватало, чтобы заставить кого-либо из них на ней жениться. Заставить остаться рядом. Как это, должно быть, ее раздражает! Напоминает о ее несостоятельности. Несостоятельности как женщины.

Это и бесплодное лоно. «Бедная Эльза, – вдруг подумала я. – Кошка, у которой целых девять жизней; девять беременностей – и ни одного жизнеспособного плода. Жизнь порой так жестока!»

Я улыбнулась или, скорее, ухмыльнулась. Знакомый трепет, удовольствие от осознания того, что Фрэнк никогда не получит того, чего хочет. В средней школе она первой из девочек позволила мальчику потискать себя. Довольно скоро она первой из девчонок познала прелести секса. Она обычно затаивалась за сценой школьного театра – и ждала. Она думала, что ее любят, а мальчишки только смеялись и грязно обзывали ее. Мы с остальными девочками злорадно хихикали. Фрэнки-шлюшка – кажется, именно я придумала это прозвище.

О, я могла бы рассказать кучу историй о разбитом счастье Фрэнк. Немало из них связаны со мной.

Я сжала ладонь Сэма. И подхватила ребенка на руки.

– Пойдем, любовь моя, – сказала я. – Давайте окунемся.

Я чувствовала, как Фрэнк смотрит на меня. В этом взгляде была острая тоска. Ненависть.

«Да, – подумала я, – это то, что надо».

Именно этого мне и не хватало.

Кожу обожгло холодом, когда я вошла в воду. Слишком холодная, даже в разгар лета. На дне под моим весом шевелилась гладкая галька, покрытая водорослями. Я поцеловала ребенка и передала его Сэму.

– Я нырну, – сказала я ему.

Я чувствовала себя сильной и уверенной. Какой-то цельной. Оглянулась на берег. Фрэнк сидела на полотенце, такая маленькая и одинокая… Моя лучшая подруга. Моя вторая половина. Мое личное мерило реальности, мерило лет, времени и достижений.

От меня по водной глади расходилась легкая рябь. Я набрала в легкие воздуха и ушла под воду, с наслаждением ощущая, как холод ледяными иголками покалывает кожу. Я чувствовала каждую клеточку тела, внутри и снаружи, каждый орган, каждую косточку, каждый зуб.

Она тебе не нужна. Ей нет места в твоей жизни. Иногда я повторяла себе эти слова.

Но это неправда.

На самом деле она мне нужна. Мы действительно нужны друг другу. Сэм говорит мне, кто я по сути. А Фрэнк – мое доказательство реальности того, что он говорит.

Почему же еще она так мне завидует?

Я вынырнула на поверхность и открыла глаза. Сэм и Конор сидели на полотенце рядом с Фрэнк. А я была в воде одна.

Я открывала и закрывала шкафы и ящики в поисках нужных вещей. Все предметы вычищены до блеска, находятся на одинаковом расстоянии друг от друга, выстроены аккуратными рядами, словно обведенные невидимыми линиями, за пределы которых не выходит ни баночка, ни чашечка. Да, подруга, ты стала поистине ревностной домохозяйкой.

Я положила маленькую ложечку для меда на поднос и понесла его в комнату Мерри.

– Чай, тост и мед, – возвестила я.

– Тост с медом, – улыбнулась она. – Вспомнила твою маму.

– Да, – сказала я, – старушка Кэрол и ее рецепты народной медицины.

Я передала Мерри чашку с чаем:

– Как ты себя чувствуешь?

Подруга скорчила гримасу. Уже много дней она прикована к постели жесточайшим гриппом. Конечно, в таком состоянии она не может заниматься ребенком, поэтому ее обязанности мамы я взяла на себя. Кажется, Конор не возражает против такой подмены. Он – замечательный мальчик, всегда готов улыбнуться тетушке Фрэнк и поцеловать ее.

Тетушка Фрэнк! Мне нравится мой новый титул. Думаю, он мне подходит. И я просто обожаю этого малыша. Его пухлые щечки с ямочками, упитанные ножки, все время норовящие что-нибудь лягнуть. Конор любит, чтобы его целовали в животик, а когда я притворяюсь, что хочу его съесть, ребенок буквально захлебывается смехом.

– Ты прекрасно с ним справляешься, – как-то сказал мне Сэм. – Не могу поверить, но у тебя природный дар воспитывать детей.

Я кормила Конора завтраком, отправляя в его открытый ротик «груженые паровозики» – ложки каши – и произнося «чух-чух».

– Ты самый лучший малыш на свете, – приговаривала я. – Я от тебя без ума.

Да, и это правда.

Я выдала Мерри горсть витаминов.

– Продолжай в том же духе! – строго сказала я.

– А я думала, что мы уже стали слишком взрослыми, чтобы играть в доктора и медсестру, – пошутила она.

– О, я не забыла те дни! Помнишь, как мы обе хотели стать домохозяйками? Выйти замуж и обзавестись двумя детьми?

Я отчетливо помню, как мы, маленькие девочки, играли, по очереди надевая единственные туфли моей мамы на высоких каблуках. Они были старомодными, серебряными, с открытыми носками и тонкими ремешками, охватывающими лодыжки. Мы часто сидели за обеденным столом, пили содовую из кофейных чашек, делая вид, что в них был налит капучино.

У нас всегда с собой были блокноты, которые мы использовали как ежедневники, куда записывали свой воображаемый распорядок дня – маникюр, родительские собрания и встречи с дизайнерами интерьеров.

Так мы представляли свою будущую жизнь.

Мерри выпила чай и упала головой на подушку.

– Мне снова хочется спать, – произнесла она. – Спасибо тебе за заботу.

Я потрогала ее лоб. Он горел.