Ширли Джексон - Призрак дома на холме. Мы живем в замке [litres]

– Дорогой мой. – Присутствие усопших настроило миссис Монтегю на благодушный лад, и теперь она говорила с ласковой улыбкой. – Сколько часов – сколько, сколько часов – провела я в чистейшей любви и понимании, одна в комнате и в то же время не одна? Дорогой мой, как мне тебя убедить, что нет никакой опасности там, где есть только любовь и сочувствие? Я здесь, чтобы помочь этим несчастным – протянуть им руку сердечного отклика, показать, что их по-прежнему помнят и готовы выслушать, готовы рыдать вместе с ними; их одиночеству пришел конец, и я…

– Да, – сказал доктор. – Но дверь все-таки не закрывай.

– Не запру, если ты настаиваешь. – Миссис Монтегю демонстрировала чудеса великодушия.

– Я буду в другом конце коридора, – сказал доктор. – Совершать обходы не предлагаю, раз этим займется Артур, но если тебе что-нибудь понадобится, я услышу.

Миссис Монтегю рассмеялась и помахала ему рукой.

– Несчастные души нуждаются в твоей защите куда больше, чем я, – сказала она. – Конечно, я сделаю все, что в моих силах. Однако они очень ранимы, при своих каменных сердцах и незрячих очах.

Появился Артур в сопровождении Люка, который с трудом сдерживал смех. Артур только что обошел все спальни на этаже.

– Все чисто, – кивнул он доктору. – Можете смело отправляться спать.

– Спасибо, – ответил доктор и снова обратился к жене: – Доброй ночи. Будь осторожна.

– Доброй ночи. – Миссис Монтегю с улыбкой обвела всех взглядом. – Пожалуйста, не бойтесь, – сказала она. – Что бы ни случилось, помните: я здесь.

После того как сперва Теодора, затем Люк пожелали им доброй ночи, а Артур еще раз призвал всех спать спокойно и не пугаться, если услышат выстрелы, а также предупредил, что начнет первый обход в полночь, Элинор и Теодора пошли в свою комнату. Люк направился в дальний конец коридора, доктор постоял минуту, нехотя отвернулся от закрытой двери, за которой скрылась его жена, и побрел к себе.

– Погоди, – сказала Теодора, едва они с Элинор вошли в комнату. – Люк обещал мне, что они будут ждать нас в другом конце коридора. Не раздевайся и не шуми. Чует мое сердце, старушка своей чистейшей любовью поставит весь дом на дыбы. Если есть на свете дом, которому эта чистейшая любовь будет поперек горла, так это Хилл-хаус. Ну все. Артур закрыл дверь. Пошли. Тихо.

Бесшумно ступая по ковру в одних чулках, они торопливо добрались до комнаты доктора.

– Быстрее, – сказал тот, приоткрывая дверь ровно настолько, чтобы их впустить. – Тсс.

– Это опасно. – Люк притворил дверь, оставив маленькую щелочку. – Он кого-нибудь пристрелит.

– Мне очень неспокойно, – озабоченно проговорил доктор. – Мы с Люком будем бодрствовать и сторожить, а вы оставайтесь здесь, под нашим присмотром. Что-то сегодня произойдет, я чувствую.

– Лишь бы она чего-нибудь не выкинула со своим планшетом, – сказала Теодора. – Простите, доктор Монтегю, я не хотела грубо отзываться о вашей супруге.

Доктор рассмеялся, продолжая внимательно наблюдать за дверью.

– Сперва она планировала ехать на весь срок, – сказал он, – но записалась на курсы йоги и не могла пропустить занятия. Она почти во всех отношениях превосходная женщина, – добавил он, с жаром глядя на них. – Чудесная, очень заботливая жена. Отличная хозяйка. Пуговицы мне пришивает. – Доктор с надеждой улыбнулся. – Это, – он указал в сторону коридора, – практически единственный ее недостаток.

– Наверное, она думает, что помогает вам в работе, – сказала Элинор.

Доктор скривился и передернул плечами. Тут дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась; в наступившей тишине они различили медленный шелест, словно по коридору задул очень ровный, сильный ветер. Они переглянулись, пытаясь выдавить улыбку, пытаясь выглядеть мужественно перед лицом медленно подступающего потустороннего холода, и тут, за гулом ветра, раздался стук в двери первого этажа. Без единого слова Теодора взяла с постели доктора сложенный плед и накрылась им вместе с Элинор; они придвинулись друг к дружке, тихо, чтобы не производить шума. Элинор, охваченная нестерпимыми холодом (даже рука Теодоры на плече не согревала), думала, вцепившись в подругу: оно знает мое имя, на сей раз оно знает мое имя. Стук поднимался по лестнице, грохоча на каждой ступеньке. Доктор, стоящий у двери, напрягся всем телом, и Люк подошел ближе к нему.

– Это не у детской, – сказал Люк, останавливая руку доктора, который уже потянулся открыть дверь.

– Как же утомляет этот постоянный стук, – дурашливо заметила Теодора. – На следующее лето поеду куда-нибудь еще.

– Везде свои недостатки, – ответил Люк. – Например, в озерных местностях – комары.

– А не может такого быть, что Хилл-хаус уже исчерпал свой репертуар? – Несмотря на легкомысленный тон, голос Теодоры дрожал. – Вроде бы стук уже был, теперь что, все опять по новой?

Грохот эхом прокатился по коридору; он шел со стороны, противоположной детской. Доктор встревоженно покачал головой.

– Мне придется туда пойти, – сказал он. – Она может испугаться.

Элинор, раскачиваясь в такт ударам, которые, чудилось, бухали не только в коридоре, но и у нее в голове, сказала: «Они знают, где мы». Остальные, думая, что она имеет в виду Артура и миссис Монтегю, кивнули и прислушались. Стуки, сказала себе Элинор, прижимая ладони к глазам и раскачиваясь, будут двигаться по коридору до конца, затем повернут и двинутся назад, и так снова и снова, как первый раз, а потом стихнут, и тогда мы с улыбкой посмотрим друг на друга, а от холода останутся только мурашки на спине, а со временем пройдут и они.

– Оно не причинило нам вреда, – напомнила Теодора доктору, силясь перекричать грохот. – Так что им тоже ничего не грозит.

– Лишь бы она не решила что-нибудь в связи с этим предпринять, – мрачно ответил доктор. Он по-прежнему стоял у двери, но уже не делал попыток ее открыть – да это и казалось невозможным под натиском грохота снаружи.

– Я положительно чувствую себя ветераном, – сказала Теодора Элинор. – Давай ближе ко мне, Нелл, согрейся.

Она под одеялом притянула Нелл к себе, и обеих окутал мучительный, парализующий холод. Затем внезапно грохот оборвался и наступила памятная им крадущаяся тишина. Они переглянулись, не дыша. Доктор обеими руками держал дверную ручку. Люк – хотя лицо его было бледно, а голос дрожал – спросил весело:

– Кому бренди? Моя страсть к спиритус вини…

– Нет. – Теодора захихикала как сумасшедшая. – Только не этот каламбур!

– Прости. Ты не поверишь, – начал Люк, и горлышко графина зазвенело о край стакана, который он собирался наполнить, – но для меня это уже не каламбур. Вот как жизнь в доме с привидениями искажает чувство юмора.

Крепко держа стакан обеими руками, Люк подошел к кровати, на которой съежились девушки, и Теодора, высунув руку из-под одеяла, взяла у него бренди.