Франк Тилье - Головокружение

Мишель наклонился, застегнул на мне рубашку и накрыл своей курткой. У меня уже не было сил оттолкнуть его руку.

– Тебе еще рано уходить. Надо дело доделать, расчистить до конца.

Единственной нитью, соединявшей меня с жизнью, было желание знать. Мне надо было знать, страдала ли она, измывался ли он над ее телом, как сейчас глумится над моей душой. Мишель уже снова принялся долбить лед. А я не мог встать: все кружилось перед глазами. Мой палач очистил наши жизни от шелухи. Он сумел разыскать грабителя, он все знал про Клэр, про Франсуазу, про Мишеля. Он проник в компьютер моей дочери, знал ее манеру строить фразы, изучил все ее характерные словечки. «Il mio eroe». Мой герой…

Я лежал, зажав кулаками рот, смотрел, как Мишель медленно подбирается к телу моей девочки, и плакал, не сдерживая себя. Я был готов биться до конца, не сгинуть в утробе «Истины», чтобы быть с Франсуазой до последнего вздоха. Но она тоже не вынесет всех этих ударов. Отчаяние довершит то, чего не сделала болезнь.

Мишель сколол весь лед, и тело моего ребенка теперь хорошо было видно. Оно покоилось в ледяной нише. Моя Клэр лежала, как Спящая красавица. Мишель отдыхал, согнувшись пополам. Я медленно поднялся, но сам идти не мог, и он меня поднял и потащил. Я вцепился ему в плечо, и мы медленно пошли по ледяной крошке. Лед хрустел у нас под ногами, а мои глаза не отрывались от губ моей девочки. Я пристально следил за ними, я знал, что они вот-вот зашевелятся. Но ничего не произошло. Осторожно, дрожащими пальцами я прикоснулся к ее лицу, погладил холодные щеки. Теперь, когда она была так близко от меня, я вдруг почувствовал, что что-то тут не так. Глаза мне застилали слезы, и все же… Во взгляде слишком голубых для трупа глаз было что-то синтетическое, неестественное. Наклонившись над нишей, я пытался найти татуировку, которую она сделала на левом плече с месяц назад. Колибри: скорость, красота и свобода.

И я ее не нашел. Может, не с той стороны смотрел? Да нет, на другом плече тоже никакой татуировки. Я отпрянул, поскользнулся на льду и упал.

– Но это… это не моя дочь, это…

Сердце выпрыгивало из груди, когда я поднялся, поднес палец к ее глазу и слегка надавил. Послышался чмокающий звук, я нахмурился и надавил сильнее. Глазное яблоко выскочило, перевернулось в воздухе и стукнулось о землю возле моих ног. На пустую глазницу мягко опустилось веко. Ни крови, ни зрительных нервов, ни мускулов…

Губы мои сами собой забормотали:

– Да это же… Господи, это же…

Я ощупал щеки, лоб – пальцы потонули как в масле. Приподнял руку – дряблую и слишком легкую. Сжал кисть – она оказалась без костей. Из горла у меня вырвался хриплый крик, я упал на колени, протянув руки к ледяной витрине, и расхохотался, не в состоянии остановиться. От смеха у меня разболелся живот, свело все внутренности… Я с трудом выговорил:

– Это… это не моя… не моя дочь… это же… муляж!

Подошедшего Мишеля я схватил за штаны:

– Но значит… значит, она жива! Жива, слышишь?

Он отпихнул меня и принялся изо всех сил мять манекен:

– Невероятно, у нее есть волосы, брови… Похоже, это латекс.

– Латекс, латекс… Клэр занималась в школе макияжа… Должно быть, там убийца и спер этот…

Мой вконец расстроенный организм теперь пребывал в эйфории, и я наблюдал, как Мишель вытащил муляж из ниши и, сделав пару шагов назад, выпустил его из рук. Удар получился глухим и вялым. Второй глаз тоже выскочил и теперь лежал в кучке ледяных осколков. Мишель наклонился и вгляделся:

– А он здорово сделан, этот стеклянный глазик.

Я все смеялся и смеялся, живот свело от боли, но остановиться я не мог.

– Кончай ржать, как животное, кретин!

Но я уже ничего не мог поделать и только громче расхохотался. Тогда Мишель засунул мне прямо в рот пригоршню льда. Я задохнулся и повалился набок, отплевываясь. Но смех сидел во мне и рвался наружу. Пришлось задержать дыхание и прикусить язык. Из носа снова закапала кровь, но мне было все равно. Мишель нагнулся над скрюченной на земле куклой и принялся выдирать волосы, пока она совсем не облысела.

– Ничего. Но должно же быть хоть что-нибудь. Хоть какой-нибудь знак. Иначе зачем он приволок ее сюда?

Он раздвинул и выдернул челюсти, резиновые зубы разлетелись во все стороны. Он принялся исследовать тело манекена сверху донизу, развел ноги и безжалостно их вертел туда-сюда, оседлав безжизненную массу латекса. Не знаю, что на меня нашло, но мои сведенные судорогой пальцы буквально вонзились в отверстия железной маски, словно хотели выцарапать ему глаза.

– Не трогай мою девочку!

Мишель взвыл от удивления и боли, а мои ногти впились ему в кожу, я повалил его и укусил за спину. Он дернулся, откинул голову назад, и железный затылок пришелся мне прямо в лоб. Я почти вырубился, но его не выпустил. Он встал, и я повис у него на спине, обхватив ногами за икры. Тогда он повернулся спиной к леднику и ударил меня об стену. Я сразу его выпустил и упал, а он принялся молотить меня по груди кулаками. Волна воздуха ринулась в мои легкие, я жадно вдыхал кислород, а кто-то тем временем тянул меня за волосы назад. Мишель ткнул меня носом между ногами муляжа, а потом обвил свою цепь мне вокруг шеи.

– А теперь ты мне объяснишь, что это такое.

Он потянул назад, и мне показалось, что у меня тоже сейчас выскочат глаза.

Как раз над лобком куклы были написаны три слова и короткая фраза:

«Вор.

Лжец.

Убийца.

Буквы, цифры. И замок откроется…»

Мои губы произнесли имя, которое давно уже кануло в лету:

– Это он. Это Макс Бек.

Мишель выпустил меня и откатился в сторону. Горелку он погасил и, скорее всего, теперь лежал, как и я, на спине, раскинув в стороны руки и ноги.

– Ладно, допустим, Макс Бек. Тот, что погиб, сорвавшись в горах… Макс Бек или не Макс Бек – меня сейчас не это интересует. Я хочу знать одно: как отсюда выбраться. Черт, где же разгадка? «Буквы, цифры. И замок откроется». Как он откроется?

Я все еще не мог поверить. Девятнадцать лет молчания… Все эти статьи о его смерти… Похороны… Кто мог бы выжить на такой высоте, в одиночку, со сломанной ногой? Спустившись с горы, я потом еще пять дней сидел в базовом лагере, чтобы окончательно убедиться, что он погиб. Выходит, он выжил? Высоко в горах, с их ледяными ночами, без воды и пищи? Как же ему удалось?

Среди альпинистов гуляет множество небылиц. Да и мы сами разве не оказались внутри такой небылицы? Так или иначе, а Макс выжил и теперь явился, чтобы отомстить. Девятнадцать лет расчетливой подготовки. И все эти девятнадцать лет он знал, что я у него отнял все.