Влада Ольховская - Диагноз доктора Холмса

Он попался…

Попался так глупо!

Дмитрий не мог в это поверить. Он пришел сюда, чтобы усмирить ее, а вместо этого дал ей ключ, способный разрушить сразу две семьи.

— М-да, не такой уж ты хороший брат, как хотел казаться, — задумчиво продолжила Анна. — Мне бы сейчас позлорадствовать, а мне жаль Леона. Да и тебя тоже! Я допускала, что ты максимум ребенка ей заделал в пьяном угаре, а ты влюблен в нее! Плохо это. Только вякни при мне теперь про семейные ценности.

— Что ты будешь делать? — еле слышно спросил он.

— По-хорошему, надо бы сказать Леону…

— Он не должен знать!

— То есть он продолжит жить во лжи? Так не будет, Дима. Но мне все-таки кажется, что сказать ему должен ты, а не я, так будет правильнее.

— Я не могу этого сделать…

— Можешь и сделаешь, — отрезала она. — Давай договоримся так… У тебя десять дней. Думай, сочиняй сценарий, пиши речь. Потому что, если этого не сделаешь ты, через десять дней все расскажу ему я. А я, как ты уже мог понять, человек не слишком деликатный.

— Да ты просто хочешь увести его из семьи!

— Нет. Леон дорог мне, не скрою, но ты зря приписываешь мне фашистское коварство. Я не собиралась разводить его с Лидией. Однако теперь я вижу, что он обязан узнать правду. Дим, ты уже не выбираешь, да или нет. Ты выбираешь только когда и как. Удачи тебе — и не путайся больше у нас под ногами.

Она ушла, унося с собой знание, которого у нее никак не должно быть — у нее из всех людей! А Дмитрий остался за столиком один; он никогда еще не чувствовал себя таким идиотом.

Он пришел сюда с уверенностью, что спасет семью брата, но стало только хуже.

Леон сомневался, что теперь в ней сразу признают совершеннолетнюю. Анна всегда выглядела молодо — особенности тонкой, подтянутой фигуры, которая одинакова и для взрослых женщин, которым очень повезло, и для девочек-подростков. Но теперь она и вовсе постаралась.

Ее макияж был агрессивным и, если называть вещи своими именами, глупым, однако глупым по-детски. Она выбелила кожу до бледного фарфорового оттенка, густо накрасила черным глаза и губы, убрала с лица любой намек на теплый цвет. Теперь она напоминала то ли очень женственного солиста рок-группы, то ли дерзкую панду. Наряд был под стать: узкие кожаные брюки, черный корсет, поверх него — свободная накидка-сетка и косуха. Ботинки тяжелые, с металлическими набойками, на лице — не меньше килограмма пирсинга всех видов и размеров. Да еще и волосы ярко-красные с черными концами, словно она неудачно наклонилась над ведром с краской.

Первую минуту он вообще не мог говорить, он просто рассматривал ее, как экзотического зверька в зоопарке. Наконец он выдал:

— Уау!

— Вот именно, — подмигнула ему Анна. — Уау — мое второе имя.

Он не мог сказать, что в восторге от этого образа трудного подростка, который ищет себя не в тех местах. Но способность менять не только внешность, но и возраст поражала.

— Ты понимаешь, что теперь я буду рядом с тобой смотреться как педофил? — полюбопытствовал Леон.

— Воображать себя ты можешь кем угодно, а роль у тебя та же, что и в клубе.

— Твой охранник?

— И водитель, — кивнула она. — Потому что мне еще только семнадцать с половиной, и, хотя мне уже подарили «Феррари», пока я гоняю только по ночным улицам, когда ментов поменьше.

— Слушай, ты уверена, что ради одной встречи тебе нужна такая продуманная история?

— Лишней не будет, потому что иначе он откажется с нами говорить.

— Мы могли бы рассказать о нем полиции…

— И расскажем, — заверила его Анна. — Но потом. Это тебе не сопляк-любитель, тут профессионал, он умеет молчать в полиции и ждать адвоката, для него это просто часть работы. А нам нужны ответы, причем быстро.

Леон был с ней полностью согласен. Потеряв Илью Закревского, они почти вернулись на стартовую черту. Но тут сработала другая версия — с бумслангом.

Торговца, который мог привезти в Россию редкую змею, не прекращали искать. Но пока усилия полиции не увенчались успехом. А вот личные связи, которые задействовала Анна, помогли куда больше.

Появились подозрения, что недавно Илью Закревского видели с Эдиком Захаровым — подпольным торговцем змеями. Эдик был специфической личностью, он не просто продавал змей, он восхищался ими, чуть ли не боготворил. Для него ядовитые гады были и произведением искусства, и природным чудом.

Никто не знал, ради чего они встречались, а Эдик, естественно, чеков не выдавал. Но сейчас, когда любой след был на вес золота, его стоило проверить. Тем более что Эдик только-только вернулся в Москву из очередной поездки, поймать его в столице было не так просто.

Они понимали, что у них будет всего одна попытка расспросить его. Эдик, несмотря на все свои странности, оброс внушительным числом покровителей, которые не позволили бы полиции ничего ему предъявить. Поэтому Анна договорилась о встрече сама, представившись клиенткой.

Леон повез ее на место сделки, как и полагалось водителю. Эдик встречал ее среди старых, ожидающих сноса складов, больше похожих на металлические бараки. Лет двадцать назад такие места были популярны, а сейчас им предстояло исчезнуть. Впрочем, не мгновенно, и таким, как Эдик, они подходили идеально.

— Говорить буду только я, — предупредила его Анна, когда они отходили от машины. — Ты стоишь рядом с суровым видом и молчишь.

— Почему это?

— Потому что он и так будет насторожен тем, что я привела с собой постороннего. Твоя задача — убедить его, что ты тупой и с трудом понимаешь человеческую речь.

— Ну, это я умею.

У Эдика охрана тоже была, но он считал, что имеет на это полное право, он же здесь хозяин. Хотя его выбор Леон, будучи другом, не одобрил бы: возле склада прогуливались четыре массивных шкафа с тупенькими глазками. Ставка на размер давно уже не работала, Леон, управлявший частной охраной, прекрасно знал, что умные, подготовленные люди куда надежнее.

Сам торговец змеями оказался существом мелким, невысоким и пухлым. Как бы иронично это ни звучало, он напоминал скорее грызуна, предназначенного на корм его подопечным. Хотя чувствовалось, что он за собой следит, даже в тренажерный зал ходит, но от природной одутловатости избавиться все равно не может.

Эдика это не сильно беспокоило, он был не из тех, кто переживает о своей внешности или том впечатлении, которое он производит на других. Его секрет был прост: он был увлечен идеей. В его взгляде, в быстрых движениях, в голосе чувствовался энтузиазм заядлого коллекционера, которому не терпелось показать благодарной публике свои сокровища.

На Леона он обратил меньше внимания, чем они опасались. Эдика интересовала только Анна, а она разглядывала его с капризным безразличием богатой наследницы, которая привыкла на всех смотреть сверху вниз.