Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

– Я даже не знаю, что мне любопытней: почему ты снова приплела к делу Джека или почему ты выбрала именно эту жертву? Их у него вроде бы было пять!

– Потому что Мэри Энн Николз напоминает мне Анастасию Поворотову, – задумчиво произнесла Анна. – По возрасту, по образу жизни… да много почему! И по связи с убийцей тоже.

– Мне задать вопрос или ты сама расскажешь?

Он делал вид, что ему неинтересно, хотя уже был заинтригован. Но Анна, пожалуй, знала, что так будет, когда упомянула первую жертву. Это сходство было еще одной опорой для ее теории о новом Джеке.

– Сама расскажу. Итак, за свою жизнь Мэри Энн Николз побывала замужем, родила пятерых детей и развелась. Муж утверждал, что расстались они из-за ее пьянства. Ее отец утверждал, что из-за измен мужа. Что утверждала сама Мэри Энн Николз – никто и никогда не узнает, потому что до смерти она никого не интересовала. Что выпивала – так это правда, она не могла удержаться на приличной работе, ей только и оставалось, что бродить по улицам. Но для нее это не было травмой, если сравнивать с той же Анастасией. Такие, как Мэри Энн Николз, легко приспосабливались к жизни на улицах.

– Но не к смерти на улицах?

– К такому никто не готовится, уж поверь мне! Ее нашли ранним утром тридцать первого августа восемьдесят восьмого – лежала на улице в луже собственной крови. Никто ничего не видел, не слышал, не знал. Травмы были жестокими – множественные ножевые, как сказали бы сегодня, плюс перерезанное горло. Это, кстати, объясняет, почему никто ничего не слышал, хотя в то время ночные смены не были редкостью. Убийство сначала попало к местной полиции, но там далеко не продвинулось. Это вызвало быстрое возмущение общества – благодаря кому?

– Эмме Смит, – отозвался Леон, не сводя глаз с дороги.

– Начинаешь понимать ситуацию, поздравляю. Тогда и появились слухи о том, что Эмма Смит и Мэри Энн Николз могут быть жертвами одних преступников, но тогда все было наоборот: смерть Николз приписывали бандам. Тогда о Джеке еще не говорили – но скоро заговорили.

– Так сходство между ними ты видишь только в возрасте и пьянстве?

– Не только. Для нас важен скорее метод убийства. В обоих случаях – не такой умелый, как после этого. Рваные удары, слишком много силы… Он учится. Учится бить правильно, держать на цепи свою агрессию. Он делает это не для того, чтобы уменьшить наслаждение, которое испытывает в момент убийства, он просто не хочет попасться.

Теперь и Леон четко видел связь. И Мэри Энн Николз, и Анастасия Поворотова были не просто «леди ночи», они оказались на самом дне. Он выбрал тех, кого считал худшими, он понимал, что эти убийства будут несовершенны, и видел в женщинах лишь «черновик». У настоящего Джека-потрошителя и у его невольного преемника из двадцать первого века все получилось: они ушли незамеченными, отняли жизнь под носом у толпы, но при этом не оставили следов.

– Он совершенствуется, – указала Анна. – Джек совершенствовался, но и он – тоже.

– Джека не поймали.

– Времена были другие. Но если мы хотим добраться до него, нужно сделать несколько шагов назад. Убийство Анастасии Поворотовой дало нам меньше, чем я ожидала, – нет даже прямых доказательств, что это он. Нужно сосредоточиться на том, что точно его рук дело.

– Вот и я считаю, что нужно заняться Дианой Жуковой.

– Нет, – покачала головой Анна. – Тиной Сурковой.

– С чего это?

– А почему Жуковой?

– Потому что ее любовника я бы сделал первым подозреваемым, – признал Леон.

– Ну и зря, ты только напрасно потратил бы время.

– Он богат…

– И что с того? Он не единственный богатый человек в Москве. Он встречался с Дианой много лет, он бы так не подставился. Нет, не думаю, что это он.

– Но какой смысл возвращаться к смерти Тины? – удивился Леон. – Там все осмотрели двадцать раз, новых улик не будет!

– Может, да, может, нет. Из всех известных нам убийств, это – самое сложное. А чем сложнее задача, тем выше шанс допустить ошибку, и мы с тобой будем искать эту ошибку.

Дмитрий Аграновский заметил перемены в своем брате, и эти перемены ему не нравились.

С тех пор как Леон покинул полицию и стал работать в службе охраны, он сделался спокойным, невозмутимым даже. Может быть, чуть апатичным, но разве это так плохо? Главное, он больше не пылал гневом и не поддавался страстям, которые для него могли стать губительными. Его жизнь стала стабильной, правильной, почти идеальной, и глядя на него, Дмитрий чувствовал себя врачом, вытащившим с того света безнадежного пациента.

Но теперь идеальная гармония пошатнулась. Все это напоминало Дмитрию пирамиду из хрупких кристаллов: она еще не рухнула, но ее тревожный звон уже наполнил все вокруг.

Леон стал оживленным, он чаще смеялся, вернулся блеск азарта в глазах. Он напоминал самого себя, но в ранней юности, лет десять назад, когда он еще только служил в армии или поступал на службу. Кому-то другому это показалось бы добрым знаком. Чем плоха жажда жизни? Но Дмитрий слишком хорошо знал своего брата и то, что скрывалось в его прошлом.

Они оба нуждались в особом контроле – и Дмитрий и Леон, но Леон все-таки больше. Ему нужна была именно та сонная стабильность, от которой многие бежали. Она его губит? Ничего, не погубит! Никто еще не умирал от хорошей безопасной работы и тихого семейного счастья.

Теперь Дмитрий старался понять, что стало катализатором таких перемен. Расследование? Очень может быть, хотя бы отчасти, и в этом старший брат видел свою вину. Леон ведь не хотел связываться с убийством! Может, потому, что заранее чувствовал, как на него может повлиять столкновение с чужим безумием? Но тогда Дмитрий даже не думал об этом. Ему казалось, что его брат уже взрослый, что Леон готов ко всему и это долг – не только для него, для них обоих. Началось-то все неплохо, однако слишком быстро и слишком неожиданно покатилось к чертям.

Хотя, может, дело не только в расследовании? Дело в человеке – в самом Леоне или женщине, с которой он работает? Если в Леоне просыпалось то, о чем Дмитрий боялся даже думать, это была катастрофа. А вот если в женщине, то все еще можно изменить, если убрать ее из жизни Леона.

Младший брат часто упоминал ее. Он никогда не рассказывал о ней, только о том, что она делала и говорила ему, однако Дмитрию и этого было достаточно, чтобы понять: Леон восхищен ею. И как далеко зайдет эта увлеченность? Видит ли он в ней женщину – или просто напарницу по расследованию? Лидия уже начала беспокоиться, это очевидно. Тогда, при встрече, Дмитрий счел это смешным: она ревновала не первый раз, да и серьезных доводов у нее не было. Теперь же он допускал, что жена брата могла каким-то необъяснимым женским чутьем уловить то, что сам он наивно упустил.