Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

Он умел приказывать. Леон делал это так редко, что Лидия порой забывала, как меняется его голос, каким ледяным становится взгляд. Но он напоминал ей – и она мгновенно смущалась. Не от любви или природной скромности, просто было в нем что-то такое, что пугало ее, слишком уж непонятным оно казалось.

Обычно оно спало, скрываясь за его апатией, но в такие моменты просыпалось – и Лидия уже знала, что не рискнет преследовать его.

Он ушел, а она осталась. Плакать не хотелось – хотелось вопить от злости, а еще хотелось напиться, но – нельзя, уже нельзя. Потому что внутри ее был ребенок, который должен был стать ее главным козырем против этого упрямца.

Сейчас, когда Леон снова ушел к своей любовнице, Лидия с предельной четкостью понимала: она его не любит, да и никогда не любила. Но желание отомстить ему было гораздо сильнее, чем любовь. За что отомстить? Да за то, что унизил ее, предпочтя ей другую женщину, за потраченное на него время, за эту его непробиваемую свободу – причин хватало. Лидия пока не могла точно сказать, к чему именно она идет, чего хочет. Но ее желания на ближайшее время были четкими и ясными: забрать Леона у этой девочки-фрика, привязать его к себе, а потом все равно бросить, но уже на своих условиях.

Они не договаривались, что будут обсуждать, что – нет, но Леону казалось, что договорились. По идее, Анна должна была хотя бы намеком, легкой шуткой упрекнуть его за напрасную веру в виновность Михаила Жакова – и ему было бы неприятно даже это. Но она просто не касалась того дела, как и нелепой ссоры между ними. Она делала вид, что ничего не случилось, что они мирно расстались только вчера, а сегодня продолжили расследование. Не похоже, что смакование его ошибок и своей победы могло доставить ей хоть какое-то удовольствие.

Да и какой победы? С этим делом по-прежнему все было неясно.

Анна рассказала ему свою версию и то, что узнала от Елены Лириной. Спорить с ней было очень сложно, она все выстроила идеально, вот только…

– Поверить не могу, что мы сразу не поняли, что это он, – признал Леон.

– Мы и сейчас не можем быть уверены на сто процентов, что это он.

– Да понятно, но… в какой-то момент мы ведь вообще его не подозревали, правильно? Он стоял прямо перед нами и сумел обмануть меня, тебя… Мне казалось, что я узнаю его, как только взгляну ему в глаза.

– Наивно и неоправданно пафосно.

– Ты думаешь? Когда я работал следователем, я мог определить, убийца передо мной или нет, по одному взгляду на человека, а потом только собирать доказательства.

– Потому что ты смотрел на обычных убийц, вернее, на обычных людей, – напомнила Анна. – В мире обычных людей убийство противоестественно. Часто оно совершается под властью ярости, которая потом отступает и вмешивается сожаление. Это отражается во взгляде – и взгляд выдает. Но Джек – из другой породы. Для него убийство так естественно, что покой в его глазах – это не игра, это его нормальное состояние. У него другая норма, понимаешь?

– Да уж, и эта норма ему нехило помогает! Настоящий Джек-потрошитель остался безнаказанным…

– Не только из-за своей гениальности, уж поверь мне. Не нужно забывать, что только-только завершался девятнадцатый век. Методы расследования уголовных дел прошли определенную эволюцию, и очень важную, но они были далеки от того, чем мы обладаем сегодня. Даже так, следственная группа, работавшая над делом Джека, не пользовалась всеми возможностями своего времени. Представь: нет заключений экспертов, нет отпечатков пальцев. Фото? Фото уже были. Но как они использовались? Какие-то невнятные, фрагментарные снимки трупов – и только. Месту преступления не уделялось должного внимания, уликам – тоже, не все свидетели считались достаточно важными. Зато знаешь, до чего додумались? Снимали крупным планом глаза жертв, чтобы посмотреть, не отпечаталось ли на сетчатке изображение убийцы. Все это сослужило Джеку добрую службу и обеспечило ему свободу так же, как его собственные усилия. Но сегодня – другое время, это уже не тот Джек, и его преследуем мы, а не полиция девятнадцатого века.

– И зачем я вообще пытаюсь с тобой спорить, если меня в итоге все равно задавят фактами?

Он не был раздражен – он понимал, что это и не спор на самом деле. Анна не пыталась во что бы то нистало переубедить его, она всего лишь хотела его поддержать.

Однако ему по-прежнему было сложно думать об Алексее Лирине как о том самом убийце. Леон видел за свою жизнь немало убийц, и Лирин был предельно далек от них всех. Да и потом, его сто раз проверяла полиция!

– Он стоял у всех на виду – и все равно остался незамеченным?

– Ты упрямишься, – мягко указала Анна.

– А что делать? Джек, как ты его называешь, не мог находиться так близко!

Она задумалась, отвернулась к окну, но ее молчание все равно не было тяжелым.

Они встретились в городе, где Анна рассказала ему правду. Она была уверена, что у Алексея Лирина есть дом, вот только где он? На нем ничего не числилось, все имущество семьи было зарегистрировано на жену. Простого запроса в Интернет тут не хватит! Оставалось надеяться лишь на возможности полиции.

И Леон, даже не веря ей до конца, помог. Через знакомых он выяснил, что на покойных родителей Лирина, помимо сгоревшего дома, был оформлен и небольшой домик в деревне. А теперь он как будто исчез – формально он не принадлежал никому, его словно и не было.

Это оказалось достаточно подозрительно, чтобы отправиться туда.

– Ты знаешь, кто такой Чарльз Кросс? – спросила Анна после долгого молчания.

– Журналист, – буркнул Леон.

– Что?.. Нет, не этот Чарльз Кросс!

– Да я как-то сообразил уже, что не этот, у тебя ведь сейчас все к Джеку сводится. Кем он был? Подозреваемым?

– Нет, он был свидетелем, и это проблема.

– С чего это?

– Чарльз Кросс нашел первую жертву – Мэри Энн Николз. Но вот ведь какое дело… Он не то чтобы нашел ее и закричал, позвал полицию, впал в панику. Нет, его рядом с телом увидел второй свидетель, и только тогда Кросс сказал, что нашел ее. Так, конечно же, поступил бы добропорядочный свидетель – но так бы поступил и убийца, согласись.

– Соглашусь, – кивнул Леон. – А еще соглашусь с тем, что это никак не дает повода подозревать его.

– Да, полиция и не подозревала. Но посмотри, как много любопытного было в этом джентльмене. – Анна начала загибать пальцы. – Он при первом допросе назвал не свою настоящую фамилию. Кросс – фамилия его отчима, которую он так и не принял. Его отчим был полицейским, что давало Чарльзу свободный доступ к информации о полиции, методах расследования, патрулях и так далее. Сам он работал извозчиком, возил товары, и среди его клиентов нередко были мясные лавки.