Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

– Это дело можно считать закрытым, мне в нем все понятно, а вот кое-что другое меня по-прежнему интересует, – задумчиво произнесла она. – Расскажи мне про вашего отца.

– Что? – опешил Дмитрий. – При чем тут наш отец?

– Ты начал этот разговор, но, думаю, не закончил.

– Тебя это не касается!

– Даже если я скажу, что могу помочь Леону?

– Ты-то? Да ты только навредишь ему!

– Нет, – холодно усмехнулась Анна. – Это ты уже навредил ему, пытаясь помочь. Ты придавил его грузом, который теперь мешает ему жить, ты перевалил на него те самые грехи отцов, которые, вообще-то, никому не полагается трогать. Я хочу это исправить.

– Наш отец мертв.

– Да, мне известно, что он совершил самоубийство – и это тоже о многом говорит. Но при этом он остается призраком в твоей голове – и в жизни Леона. Я хочу, чтобы вы оба отпустили его. Но тебя я трогать не буду, ты слишком упрям, и мне неохота с тобой возиться. А Леон… с ним нужно поработать.

Как же ему хотелось отказать ей! Поставить ее на место, сказать, что она – чужая для их семьи… Но сквозь неприязнь к Анне он вынужден был признать, что она все равно великолепна в своем деле, да и Пыреев это подтвердил, а еще она искренне заботится о Леоне. Само по себе это не очень хорошо, особенно для сохранения нормальной, здоровой семьи брата, и все же… вдруг у нее были те ответы, которые Дмитрий не мог найти много лет?

– Я не хочу говорить об этом подонке, – признал он, устало откидываясь на спинку кресла. – Но у меня есть его письма.

– Даже так?

– Батя был красноречив, – хмыкнул Дмитрий. – Он за всю жизнь столько не говорил, сколько в этих письмах! По крайней мере, мне, с Леоном он общался больше. Когда его закрыли далеко и надолго, он принялся писать маме, изливая душу. И что в итоге? У нас еще и мать-алкоголичка! А потом он просто избавил мир от себя.

Дмитрий и сам не брался сказать, зачем хранит те письма. Он ведь даже не перечитывал их: просмотрел один раз и убрал подальше. Пожалуй, следовало вообще сжечь эту дрянь, но у него почему-то не получалось.

– Я заеду за этими письмами завтра, сюда, – предупредила Анна. – Подготовь все, что считаешь нужным.

И снова она говорила с ним так, словно это дело решенное, а он ей чем-то обязан! Однако и на сей раз Дмитрий не смог отказать ей. Он уже знал, что привезет сюда коробку с этими письмами – может, оно и к лучшему? Он хоть так избавится от них!

Анна поднялась с кресла, собираясь уйти, и он был даже рад этому, но сам окликнул ее, когда она была у двери.

– Подожди! Так что же, твоя теория с Джеком-потрошителем не оправдалась?

– Боюсь, ты неправильно понимаешь эту теорию: я никогда не верила, что мы тут ловим Джека-потрошителя из девятнадцатого века, – тихо рассмеялась Анна.

– Да знаю я, что ты думала – что он похож. Но он ведь не похож!

– Отчего же? Общих черт хватает.

– Но его поймали, а Джека – нет.

На сей раз она задумалась, а потом спросила:

– Фредерик Абберлайн – тебе известно это имя?

– Я читал о нем, когда Леон сказал мне, что ты сравниваешь нынешнего убийцу с Джеком, – кивнул Дмитрий. – Абберлайн был полицейским, охотившимся на Джека.

– Причем очень хорошим полицейским, пришедшим в эту профессию по призванию, а не по семейной традиции или потому, что это выгодно. За свою карьеру Абберлайн поймал многих преступников, он распутывал сложнейшие дела и работал до самой смерти – которая нашла его на девятом десятке. Но в деле Джека история была к нему не слишком милостива: его либо вообще не помнят и не знают, либо считают неудачником. Глупым псом, которого обманул хитрый лис. А уж Джека помнят все! И феномен Абберлайна – не исключительный случай, скорее, это хрестоматийный пример. Серийных убийц помнят, знают по именам, изучают. А те, кто их поймал, вызывают куда меньше интереса и, если угодно, благоговейного ужаса.

– Потому что очень часто серийных убийц ловят по чистой случайности.

– Не так уж часто. Да, иногда помогает случай, иногда – преступник хватает жертву не по зубам. Но все же очень многие истории закончились потому, что пес оказался умнее лиса. Только кого это волнует? В легенду превращается только один из них.

– Разве для тебя это важно? – удивился Дмитрий.

– Для меня – нет, я просто обозначаю факт. Но вернемся к Абберлайну. Все знают, что он не поймал Джека. Но Джек все равно остановился. Тот, кто убивал жестоко, кроваво, безжалостно, взял и остановился. Мог ли он сделать это сам, по своей воле? Теоретически да, но причин нет. Такие, как он, да и как Лирин, зависят от жажды крови, как наркоман – от дозы. Поддавшись ей, они уже не могут остановиться. А Джек исчез, все, тишина, пустота… И это, знаешь ли, наталкивает на одну любопытную мысль.

– Какую же? – поинтересовался Дмитрий.

– Возможно, Фредерик Абберлайн или кто-то еще все же остановил его? Просто не тем способом, о котором стал бы говорить уважаемый полицейский.

Сергей Аркадьевич Пыреев сделал глубокий вдох, выждал три секунды и медленно выдохнул. Он старался успокоиться, настроиться на то, что ему предстояло сделать. Он проходил через такое уже десятки раз, но легче не становилось, да и вряд ли когда-нибудь станет. Каждый случай был слишком уникален, каждая боль – неизмерима, каждая сломанная жизнь – бесценна.

Он был одним из немногих в стране детских психотерапевтов, специализировавшихся на случаях криминального насилия над ребенком. Чаще всего дети страдали от жестокости собственных родителей, реже – от нападений сексуальных извращенцев, от которых их не уберегли самые дорогие люди. Но были и уникальные случаи, когда дети сталкивались с монстрами. Кто-то должен был помочь им, поддержать, спасти от безумия, которое их коснулось, и, возможно, не дать им вырасти новыми монстрами.

Случай этой девочки был одним из самых сложных в его практике. Полиция понятия не имела, как к ней подступиться, больничный психолог, кажется, побаивался ее. Они получили от нее нужные показания и оставили в покое, им так было легче. Всю ответственность за ее будущее они переложили на психотерапевта, вызванного из Москвы.

И вот Сергей Пыреев стоял перед дверью ее палаты. Ее держали отдельно от других маленьких пациентов: врачи не знали, что может ей навредить, как отнесутся к ней другие дети. Они подходили к ней только по необходимости, а она больше не задавала им вопросов. Сергей понятия не имел, что его ждет.

Он постучал, вошел – и сразу увидел ее, кровать располагалась прямо напротив двери. Он старался подготовиться ко всему, обещал себе ничему не удивляться, однако сердце все равно болезненно сжалось.

Комната была залита солнечным светом, и на большой кровати среди белоснежных простыней маленькая худенькая девочка просто терялась. Она была бледной и изможденной, ее правая рука полностью скрывалась под свободно наложенными повязками. Но больше всего Пыреева поразило лицо: кукольное, совсем детское, оно застыло, как восковая маска, и на нем лишними и чужеродными казалась взрослые глаза.