Влада Ольховская - Синдром Джека-потрошителя

– Что ты несешь?! Я тебя…

Однако очень скоро он понял, что имела в виду Анна – безо всяких слов. Лирин, рванувшийся к ней, вдруг замер и странно изогнулся. Его тело била дрожь, с каждой секундой становившаяся все сильнее. Он повалился на пол, и конвульсии не дали ему подняться. Лирин хрипел, прижимая руки к горлу, он не мог дышать, а его глаза будто остекленели, потеряв остатки разума.

Леона это шокировало, Анну – нет, она прекрасно знала, что здесь происходит. Секундой позже она была рядом с Леоном, она помогла ему отдалиться от Лирина, которого, похоже, уже ничто не могло спасти.

Как и Леона. Теперь, когда нервное напряжение отступило, он чувствовал себя бесконечно слабым, он не мог пошевелиться, и ему повезло, что Анна осторожно поддерживала его за плечи.

Она сама позвонила всем, кому нужно: и в «Скорую», и в полицию, и Диме. Диме, пожалуй, было надежней всего, потому что он мог поторопить всех остальных. Когда она закончила, Алексей Лирин, так и не ставший новым Джеком-потрошителем, был мертв.

– Что произошло? – с трудом произнес Леон. Изо рта вырывалось что-то горячее и лилось вниз по подбородку и шее.

– Не болтай!

– Какая разница? Я уже не жилец…

– Очень даже жилец, – прервала Анна. – Я не врач, но кое-что о медицине знаю. Ты серьезно ранен, это правда, однако тебя можно спасти – и тебя спасут. Все будет хорошо!

– Что случилось… с ним? – Леон взглядом указал на окоченевшее тело Лирина.

– Стрихнин еще никого не помиловал, – криво усмехнулась Анна. – Леон, послушай, я знаю, что тебе плохо, но постарайся запомнить все, что я скажу. Ты обязательно выживешь, и, когда ты придешь в себя, тебя будут допрашивать о том, что здесь случилось. Так вот, шприц со стрихнином был у Лирина. Он хотел вколоть его тебе, я помешала. Завязалась драка, и я, чтобы спасти нас обоих, сделала укол ему. Дальше случилось то, что случилось.

Ловко она придумала… Вот только Леон сомневался, что ему доведется кому-то о чем-то говорить.

Впрочем, он не хотел расстраивать ее напоминанием об этом.

– Я все скажу… но откуда… стрихнин?

– Да какая разница?

– Откуда у тебя стрихнин, Аня? Зачем? И эта доза… Ты сказала…

Она мягко коснулась пальцем его губ, призывая его замолчать.

– Да не болтай ты, боже! Если мне обязательно говорить, чтобы ты пощадил себя, то ладно. Да, эта доза была рассчитана на то, чтобы убить меня мгновенно. Я ношу ее вот здесь. – Анна показала на потайной карман в манжете перчатки, закрывавшей ее правую руку.

– Зачем?..

– Я ведь специалист по маньякам, забыл? Я слишком хорошо знаю, что они делают с женщинами. Вступая в охоту, я рассматриваю все варианты, в том числе и самый худший. Думаешь, я позволила бы этому выродку пытать меня? Ну уж нет! Если бы другого выхода не осталось, я бы сделала себе укол.

– Но ты… не сделала… Почему?

– Даже не знаю… Наверное, потому что не прекратила ждать тебя.

Он почувствовал, как она берет его за руку, но между ними по-прежнему была черная кожа ее перчатки.

– Что… с рукой?

Он хотел спросить ее раньше, много раз хотел. Леон давно уже не верил, что это просто причуда или дань моде. Но он знал, что раньше она бы не ответила.

А теперь должна была ответить. Они оба прекрасно понимали, что, если он потеряет сознание до приезда медиков, для него все закончится. Анна была готова на все, лишь бы удержать его в мире живых. Было ли это шантажом с его стороны? Может быть. Однако Леон сейчас был не в том состоянии, чтобы сожалеть или сомневаться.

– Леон, это правда не важно… В этом нет ничего хорошего…

Он уже не мог говорить, пока не мог. Он просто приподнял ее правую руку повыше.

– Ладно, – закатила глаза Анна. – Какой же ты упрямый!

Она подтянула рукав тонкого черного свитера повыше и сняла перчатку, позволяя ему разглядеть ее правую руку.

Сама по себе рука была вполне нормальной: маленькая изящная ладонь, длинные тонкие пальцы. Но ее кожа… Леон в жизни такого не видел. Бледная, явно давно скрытая от солнца, она была исчерчена тончайшим узором из красных линий. Они напоминали Леону водоросли, или морозные узоры на стекле, или ажурные листья какого-нибудь экзотического цветка. Линии разветвлялись, тянулись друг к другу и уходили вверх, туда, где все еще была ткань рукава.

– Это шрам, – сказала Анна, не дожидаясь его вопроса. – Он на всю руку, от ладони до плеча. Я его обычно прячу, потому что он, знаешь ли, не очень-то красивый, да и болит, зараза, иногда. Помнишь, я была ведьмой, умеющей предсказывать дождь? Так вот, это он делает меня ведьмой. Перед дождем, а особенно грозой, он болит сильнее всего.

– Впервые… вижу…

– После такого обычно не выживают… Но мне, видимо, очень нужно было выжить.

Леон не представлял, что могло оставить такой шрам, однако не это было важно для него сейчас. В его сознании, утомленном болью и потерей крови, мысли текли не так, как при полной ясности, и приоритеты расставлялись сами собой.

Он все еще поддерживал ее правую руку, а теперь осторожно поднес к лицу и коснулся губами. Когда слов не остается, но очень нужно что-то сказать, приходится искать новый язык. Леон хотел показать ей, что в этом шраме нет ничего некрасивого – скорее, наоборот. Ему было жаль, что Анна все еще чувствует боль, но стесняться этого она точно не должна.

На ее светлой коже остался алый след крови, однако руку Анна не отдернула, она только тихо попросила:

– Леон, не нужно…

Он улыбнулся ей, слабо – так получилось. Он уже слышал приближающийся вой сирен.

Они все-таки дождались.

Дмитрий сидел напротив нее за столом, смотрел прямо ей в глаза – и не мог понять. Во время их прошлого разговора ему казалось, что он хотя бы частично разобрался в том, кто такая Анна Солари. Теперь же ему казалось, что перед ним инопланетянка, и из-за этого у него не получалось даже злиться на нее. А ведь причин хватало!

– Меня не пускают к Леону, – спокойно произнесла она.

На этот раз она пришла к нему не в безупречном деловом костюме, а в свободном длинном платье и ботинках на плоской подошве. Ее волосы чуть заметно вились, они утратили насыщенно-черный цвет, став, скорее, темно-серыми, и несложно было догадаться, что это вымывается тонер. Ну и конечно, левая рука была открыта до локтя, а вот правую полностью скрывали эластичные повязки и перчатка; Дмитрий усвоил, что иначе у нее не бывает.

– Конечно, тебя к нему не пускают, он же в реанимации.

– А тебя пускают.

– Я врач, – напомнил Дмитрий. – А ты ему – никто.

Она пропустила колкость мимо ушей.

– Сделай так, чтобы пускали и меня.

– С чего это?

– Потому что иначе я сама найду путь, и он может тебе не понравиться.

Ему хотелось посмеяться над такой нелепой угрозой, а не получилось даже улыбнуться. Светлые чайные глаза смотрели на него, не моргая, гипнотизировали, как взгляд змеи.