Елена Мейсак - Без права на возврат

– Ген, ты что же говоришь такое? Допустим, эти двое спившихся бомжей действительно совершили зло. Допустим, они не должны были палить лес. Но разве ты не считаешь, что они не заслужили столь страшной смерти?

– Мне кажется, не нам решать, кто чего в этой жизни достоин. Я тоже не заслужил порции угарного газа, и гроба деревянного вместо погон подполковника не заслужил тоже. Но разве же кто-то спросил? – его голос был грустным.

Вытерев слезы, она отклонилась и прижалась к спинке своего сиденья.

– Я вообще не понимаю, что здесь происходит. Помнишь старый графский парк? Нас туда детьми из школы на экскурсии водили, рассказывали, что когда-то здесь было поместье, балы давали…Я такая фантазерка была, знаешь. Все ходила там и представляла, как дамы в кремовых бальных платьях и шелковых перчатках танцевали со своими элегантными спутниками, как хозяин поместья выдал замуж дочь, женил сына. И как потом пришли большевики и все загробастали. Помню, что когда я рассказала свои фантазии маме, она запретила мне даже в страшном сне повторять это вновь.

Потом Союз распался, и особняк, и до этого-то изрядно потрепанный временем, развалился вместе с ним. Но вместо того, чтобы восстанавливать, его просто стерли с лица земли и на его месте построили психиатрический диспансер. Слава богу, хоть парк не тронули, хотя и могли бы.

Но представь хоть на минуту, что сумасшедший, который затеял эту бензиновую оркестровку, мог бы не только лес у будущей гостиницы спалить, но и этот парк тоже? Просто взять, бензином облить и спалить? И парк этот, и всех больных за компанию?

А помнишь, как вырубали дубовую рощицу под строительство жилого комплекса? Заселили его, а потом взяли и вырубили остатки рощи под точно такой же? И как жители первого комплекса писали петиции и устраивали пикеты против уплотнения застройки? Почему псих этот не пришел тогда и не спалил рощицу? Почему он выбрал именно наш лес?

– Видимо, потому, что это не его игра.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего особенного. Но если бы я попытался влезть в шкуру этого явно нездорового человека и проследить ход его загаженных паразитами мыслей, то, наверное, решил бы, что ни психиатрическая лечебница, ни, тем более, дубовая рощица его не касаются. Не его дело, понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Давай предположим, что лес спалил кто-то, кому будущий отель может явно мешать. Кто-то из дачников, например. Кто-то, кто сам писал петиции и обивал пороги, но в душу которого просто наплевали? Вот он и решил отомстить. Возможно, этот лес ему был чем-то дорог. Но парк и рощица ему чужие. И когда все эти люди вышли на пикеты, и против строительства диспансера чуть ни в жилом районе, и против нового комплекса, то, возможно, он решил, что все они участники одной большой пробки, так что пусть сами и разбираются.

– Но причем тут одна большая пробка?

– Как-то я вычитал шутку на светящейся штуке, что-то вроде того, что люди, которые жалуются на пробки, стоя в ней, просто нелепы.

– Но почему?

– Да потому, что они тоже участники той же самой пробки!

– И что?

– Да как же ты не понимаешь, господи ты боже мой, люди, которые стоят в большой пробке и уныло жалуются на нее, сами же ее и создали! Если бы они остались дома или поехали на метро, то и пробки никакой бы не было. Так и здесь. Для того, чтобы жители первого жилого комплекса могли здесь жить, вырубили часть рощицы для них. Но этим людям в их пустые головы не смогло прийти, что не такие уж они и драгоценные, чтобы для них здесь создавали венценосные условия. Многие из них обычные понаделавшие долгов неудачники с жильем, размеры которого не позволяют им завести собачку крупнее их сумочки! Отчего же они решили, что кто-то пожелает отказаться от барышей ради них? Вот щас, ага! Топнула царевна ножкой, пригрозила из сумочки собачкой и оставьте нам быстро дубы! – Генкин голос низким злым баритоном растекался по древней обшивке авто, – даже упоротый маньяк не захочет помогать тем, благодаря которым все это и началось. Пусть на себе, а еще лучше, на своих детях почувствуют, каково это, когда дорогие твоему сердцу вековые деревья пилят лишь только для того, чтобы здесь прошла очередная дорога или построили очередной никому не нужный жилой комплекс.

– Ну, ты разошелся! Почему же никому не нужный-то?

– А что тут непонятного то? Вот ты, Оль, лично ты, что ты поимела хорошего от присутствия здесь этого комплекса и всех этих людей?

– Я не знаю, Ген…– ее голос звучал устало.

– Вот и я не знаю. Теперь наша игра стала их игрой. Пришел их черед побегать по инстанциям и поныть в интернете, пописывая петиции, которые никто не рассмотрит. Пусть! Ни тебя, ни меня это не должно больше касаться. Никак. Если бы они сюда не приехали, то, возможно, район показался бы строительным компаниям не слишком привлекательным для застройки, и тогда не набросились бы они все на него, как акула на окровавленное тело. Так что пусть теперь они борются, а мы давай отдохнем. У тебя вон на кофте пятно какое-то. Давай я тебя отвезу домой. Все равно кайф весь уже вышел. Да и у тротуара нет такого количества машин, как раньше, а значит, эффекта нужного не получится – Генка сменил тему, как ни в чем не бывало.

Всю дорогу до ее дома они проехали молча. Она мысленно усмехнулась его последней фразе. Да уж, действительно, сейчас не девяностые. Люди могут позволить себе провести свидание не в пропахшем выхлопными газами «жигуленке», а в приличном ресторане или, хотя бы, в кафе. Ну а для тех, кому не терпится после ресторана выпить еще и чашечку кофе, распахнули свои двери гостиницы, так что у местных кустов конкуренции больше никто не создаст.

О том, что она заметила на месте пожарища очередную красную розу, она решила не распространяться. Не хотелось выслушивать новую тираду от Генки или опасения, что у нее начинается паранойя. Да и темно было, ей могло все просто померещиться. Однако дело начинало принимать все более и более странный оборот. И она пообещала себе во всем разобраться.

Глава 8.

Нужно было чего-нибудь выпить, ведь так и с ума сойти недолго, – клочья ее размышлений сваливались в черное облако, все больше и больше становясь похожими на противную, вязкую черную массу, обволакивавшую при посадке их самолет, когда она в очередной раз возвращалась домой откуда-то издалека.

Не заходя домой, она поплелась в ближайший супермаркет. Проходя мимо стеллажей с алкоголем, она потерялась в разнообразии вин: австралийских, итальянских, испанских и, конечно же, французских, без которых не обходился ни один уважающий себя анклав победившего капитализма.

Так и не найдя в себе сил остановить выбор на чем бы то ни было, в попытке успокоить разбегавшиеся в разные стороны глаза, она подошла к мужчине в темно-синем пуховике и надетом на голову капюшоне. Возможно, он поможет ей решить эту дилемму.