Агата Горай - Память без срока давности

Из далекого девяносто второго доносится каменный голос свинцовой бабули, в нос ударяет запах детской мочи, и начинают зудеть коленки: «За все в этой жизни нужно платить. Учись отвечать за свои проступки, начиная с этого возраста, и, может быть, в дальнейшем, прежде чем что-либо сделать, хорошенько подумаешь – а стоит ли?»

Кто повинен в том, что ОНИ не думали о последствиях? Кто виноват, что у них не было такой мудрой бабули?

Наши дни

– Все повязки с лица можно снять. Поздравляю вас, Лиза, с вашим новым рождением. – В первую очередь мой нос уже привычно улавливает лосьон для бритья, а затем я слышу голос. – Лицо ваше, признаться, далеко от совершенства, и мы еще долго будем делать компрессы, но мы должны заняться вашими глазами. Сегодня уже двадцать седьмое число, скоро будет месяц, как вы к нам пожаловали, а мы до сих пор занимаемся только внешними проблемами. Не ясно, что с вашим зрением и можете ли вы нормально разговаривать, ведь шея слишком пострадала. Как сильно повредились связки, пока неизвестно.

С этими словами меня начинают очищать от нескольких слоев тряпок. Боли не чувствую – либо остатки нервных окончаний на лице безнадежно уничтожены, либо все компрессы и перевязки были с обезболивающими.

– Прекрасно. Очень хорошо. – С этими словами доктора я впервые за длительные беспросветные дни начинаю ощущать кожей свежий воздух. Может быть, так себя чувствует кусок колбасы, который мы любезно высвобождаем из целлофана. Боли нет, я чувствую лишь приятный холодок. – Просто замечательно.

Прохладные пальцы ложатся мне сразу на обе щеки. Прикосновения очень аккуратные, изучающие. А монотонные комментарии о том, как все замечательно, сводят с ума. Охренеть как прекрасно выглядит Фредди Крюгер!

– Мазь, на применение которой вы дали свое согласие, творит чудеса.

Пару недель назад у меня и в самом деле интересовались насчет разрешения опробовать на мне какой-то экспериментальный препарат, я и согласилась. Терять в этот раз двести процентов – нечего. Но я сильно сомневаюсь, что это снадобье превратило меня в красотку.

– Если так пойдет дальше, совсем скоро мы вынуждены будем с вами попрощаться. Операцию по пересадке кожи можно считать успешной. Отторжения трансплантата не произошло. Осталось определить чувствительность на пересаженных участках. Ну а если на пересаженной коже не будут расти волосы, это ведь не страшно? Сэкономите приличную сумму, отказавшись от эпиляции, – попытался пошутить доктор «икс», и я тут же представила собственный лысый череп. – Никакого воспаления нет, нет фибринозного налета на повязке и гноя. Все просто замечательно. Глюкокортикостероиды пока отменять не стану, нам ведь отторжение ни к чему. Но я уже сейчас вижу, что все прошло успешно, а ваш молодой организм нам только помогает справиться со всеми сложностями.

Да уж, мой молодой организм… И почему я не сгорела? Валялась бы сейчас себе в деревянном макинтоше в сырой земельке рядом с папашей, и жрали бы нас одни и те же черви – никаких тебе проблем и жизненных стенаний. Но нет, я ведь Кот. В запасе еще пара жизней осталась.

– Мила, займитесь повязками на конечностях. – Рядом прозвучало «хорошо» от брюнетки с пирсингом, и она тут же схватилась за мою левую руку. – Сейчас я легонько проведу смоченным в специальном растворе тампоном по вашим векам, но открывать глаза не нужно. Ради всего святого, не торопитесь. Ваши хрусталики не готовы к свету, пусть даже такому слабому. За окном пасмурно, лето выдалось дождливым, но нам с вами это только на руку. Вы еще успеете насладиться солнцем, но сейчас ваши глаза должны привыкнуть к отголоскам света, пробивающимся к ним через занавески из-под ресниц и век. Перед сном вам снова сменят повязки и увлажнят веки. Оставляю вас в хороших руках и удаляюсь. Ах да, чуть не забыл. Разговаривать вы можете уже сейчас, если есть что сказать. Тоже аккуратно, а то ведь с непривычки можете наделать беды и травмировать и без того пострадавшие связки. Главное правило для вас на ближайшее время: никуда не торопиться и не спешить. Реабилитация всего организма – длительный процесс, но от этого никуда не деться. Все. Покидаю вас. До завтра.

Спасибо доктору, я хотя бы теперь знаю, сколько времени провалялась здесь бесполезным куском мяса. Хотя, если учесть, что меня ждет за больничными стенами…

Месяц! Почти целый месяц я была глухо-слепо-немым пациентом, и вот настал этот день, когда у меня, наконец, появилась возможность научиться заново говорить и видеть. Страшно провести в темноте месяц, но еще страшнее – всю жизнь. Не удивлюсь, если зрение мне откажет, а язык сгорел, только я пока еще этого не заметила. «Не судьба» не могла оставить меня в покое, не с моим счастьем. Да и какая разница, в каком виде коротать остаток жизни за решеткой? В конце концов, мозг не сгорел, а сводить себя с ума дальше я благополучно могу как в домашних четырех стенах, так и в тюремных.

Легкий холодок пробежал сначала по рукам, затем по ногам. Я живо ощущаю, как остатки кожи благодарно впитывают в себя кислород. Жизнь удалась! Не каждому дается столько шансов выжить. Судя по оптимистичным прогнозам доктора, совсем скоро я не только смогу наслаждаться своим новым образом в зеркале, а еще и отправлюсь в тюрьму. Разве это не сказочные перспективы?

Как говорил Маркович – я не жалею о содеянном, вот только странно, что никто мне ничего не рассказывает. Кто пострадал больше? Кто меньше? Кому повезло и он подох? Сволочам всегда везет, и я не удивлюсь, если им всем удалось сгореть. Хотя кто мне расскажет? Мама с ее вечной добротой вряд ли станет упоминать о том, что я натворила. А Клавдия была у меня всего раз, и ей точно не до моих проблем, как бы она ни старалась показать обратное. Все. На этом посетители закончились. Радует то, что совсем скоро я снова начну разговаривать и обязательно все проясню. Не потому, что я переживаю за чужие судьбы, а потому, что желаю услышать, что кто-то помимо меня тоже превратился в обугленное бревно. Например, Бородина. Было бы неплохо. Или Темиров с его членом – еще лучше. Эти моральные разложенцы не должны просто умереть, они должны жить и видеть свои рожи в зеркалах и любых других отражающихся поверхностях. Пусть они меня проклянут и возненавидят так же, как я их. Все в этом мире должно быть взаимным, и я готова понести самое суровое наказание за возможность брезгливо посмотреть в глаза бывших одноклассников и поинтересоваться: каково это, лишиться собственного лица и стать тем чудовищем, сказками о которых родители пугают детей. Безумно огорчает только тот факт, что спустя месяцы, а тем более годы, боль и ощущение огня на коже их не будут радовать так же ярко, как меня. Вот что значит – ПОМНИТЬ ВСЕ. Вот что значит – ЗЛОПАМЯТСТВО. Я смеюсь. Я хохочу во все горло, хоть и мысленно.