Эрик Берг - Могила на взморье

Девять из десяти человек в такой ситуации либо ужасно разволновались бы, либо в состоянии шока удалились с места происшествия. Однако Сабина рассмеялась, по крайней мере, мысленно. Она оказалась прямо в центре местечковых разборок и почувствовала себя как в сериале «Королевский баварский участковый/административный суд». Двадцать первый век был где-то далеко. Берлин, Росток, Дрезден и Гамбург находились на другой планете. Никто из ее берлинских друзей и коллег не поверит ей.

Без всякой тени сочувствия старик посмотрел на нее и сказал:

— Ну, вы что, осторожнее надо!

Сабина больше не могла сдерживаться. Она опустилась в холодную, мокрую траву и громко рассмеялась.

Через какое-то время старик ушел, что бурча себе под нос, а Харри подошел ближе, держа добычу в руках. Немного растерянный, он стоял рядом с Сабиной и ждал, пока у нее закончится приступ смеха.

— Выглядит п-плохо,— сказал он, осмотрев ее рану.

— Не так страшно, как кажется,— сказала она глубоким голосом.

— У тебя голос как у Б-брюса Уиллиса. Или ты и есть Брюс Уиллис... после операции?

— Эй, да ты оказывается шутник. Обычно ты пытаешься подавить эту плохую черту характера?

На его лице появилось довольное выражение, и Сабина догадывалась почему. Он только что выиграл битву и табличку, да еще и боевую соратницу, только что пережившую боевое крещение кровью.

— Мне п-понравилось, что ты смеялась, когда лежала на з-земле,— сказал он.

— Тебе это понравилось потому, что так делают только такие сумасшедшие как ты,— грубо ответила она, но тут же улыбнулась.

Харри протянул ей руку и помог встать на ноги.

— Пойдем со мной, х-хромоножка. Отведу тебя к сельскому в-врачу. А по дороге немного расскажу о с-себе.

Сентябрь 2013 года

Два раза в неделю Жаклин ползала на коленях по кухне, отмывая шкафы: едва заметные пятнышки от томатного соуса, капелька розового вина, пятна воды на плите, несколько заплесневелых листочков салата в сточном отверстии. Через пятнадцать минут придет убираться Маргрете, и Жаклин хотела, чтобы до ее прихода все было идеально чисто. Ну, или, по крайней мере, близко к идеальному. Чтобы вымыть все помещения у нее каждый раз уходило несколько часов. Если ей не удавалось это сделать, например, по причине болезни, она ужасно волновалась о том, что подумает Маргрете о ее ведении домашнего хозяйства.

Особое внимание она всегда уделяла кухне и двум ванным комнатам. Она беспрестанно и с довольно большой скоростью полировала различные поверхности, доводя до блеска белый лак и арматуры. А само помещение наполнялось запахом лаванды, исходящего от чистящего средства. В завершение Жаклин еще раз обходила весь дом, чтобы решить, где ей целенаправленно расположить недостатки: например отпечаток бутылки в холодильнике, чистая посуда в посудомойке или несколько крошек цветочного удобрения на подоконнике в спальне. У Маргрете не должно создастся впечатления, что она лишняя, но в тоже время не нужно ее переутомлять. Потому что Маргрете, к сожалению, не была для Жаклин тем, что принято было называть «жемчужина», напротив, она убиралась очень поверхностно, слегка проводя тряпкой по всему дому. Но Жаклин любила, чтобы все блестело чистотой, и, чтобы квартира ей нравилась, она должна была быть идеально чистой.

Так Жаклин и балансировала между уважением к душевному состоянию старой подруги и требованиям к самой себе и собственному дому, при этом обе должны были по возможности сохранять лицо. Вдобавок ко всему Жаклин просто не знала, о чем говорить с Маргрете, но ведь надо было вести какой-то разговор, тем более, когда так давно знаешь друг друга. Без учета стилистических различий, многие темы были под запретом, среди них Харри, красный платок, или плохое здоровье Эдит, которое очень тяготило Маргрете. А также все, что касалось денег и то, на что они тратились: отпуск, кино, продукты питания, уход за собой, поездки, компьютер, мебель, рестораны, предметы домашнего обихода... Разговаривать с Маргрете для Жаклин было все равно, что бежать в темноте по минному полю.

Это балансирование так напрягало Жаклин, что часто перед приходом Маргрете она предпочитала уезжать в Визмар. Она посещала несколько курсов в народном университете, которые выбрала не только по интересу, но в первую очередь из-за того, что они проходили в определенный день и час. Всегда, когда Маргрете приходила убираться, в расписании Жаклин стояли техника росписи по шелковой ткани, испанский, аутотренинг, пилатес или психология. От гончарного ремесла она отказалась, потому что каждый раз ей приходилось целый час стоять перед умывальником и вымывать глину из-под ногтей. Жаклин уже неплохо разбиралась в истории искусств и могла без труда проанализировать полотно Вато или Модильяни. Во время каникул, она действовала на нервы какой-нибудь продавщице бутика, примеряла двадцать пар обуви, чтобы купить одну, пила лимонад и ехала назад в Кальтенхузен, каждый раз взволнованно надеясь не застать Маргрете.

В этот день Жаклин должна была остаться дома, что уже само по себе противоречило ее планам. Причина тому начала трепать ей нервы, появившись в кухне с чипсами в руках, едва она закончила уборку.

— Джереми, ты уронил несколько крошек.

— Ну и что, сейчас все равно придет уборщица.

— Во-первых, уборщица наша с твоим отцом старая подруга, у которой трудная судьба. Поэтому, пожалуйста, побольше уважения и сочувствия.

— Сочу... Чего?

— Во-вторых, нельзя вести себя в принципе как свинья.

— Вести себя!

Он засмеялся, так что из его рта выскочило несколько мокрых крошек от чипсов.

— Ты бы себя послушала.

— А ты бы на себя посмотрел. Наполовину деревенщина как твоя мать, наполовину воображала как...

В последний момент она спохватилась, чтобы не сказать лишнего.

Джереми ухмыльнулся.

— Не надо было выходить за него замуж. Тогда много чего бы не было, например этой ужасной обстановки. Эй, здесь все как на мебельной выставке, а пахнет как в прачечной.

Сердце Жаклин бешено колотилось. Парень ужасно действовал ей на нервы. Справляться с ним становилось все труднее. Дошло до того, что стоило ему только взглянуть на нее, Жаклин уже переполняла ярость. Тем не менее, она попыталась взять себя в руки и говорить примирительным тоном.

Она достала тарелку из холодильника.

— Хоть ты и не заслужил, но я все равно приготовила твое любимое блюдо.

— Супер! Подгоревшие вафли.

Жаклин закрыла глаза.

— Они совсем чуть-чуть подгорели. Подгоревший слой можно соскрести, видишь?

— Не бывает сгоревшего чуть-чуть. Так же, как не бывает совсем чуть-чуть лишнего. Либо это лишнее, либо нет. Ты лишняя.