Дот Хатчисон - Дети лета

– Если она когда-нибудь бросит тебя, – торжественно заявила я Вику, – я женюсь на ней.

Тихо посмеиваясь, тот ушел к себе, оставив нас с нашими поисками. И ничего смешного; в конце концов, каждый из нашей троицы в свое время делал предложение его матери.

Вторую половину дня мы провели, усиленно копаясь в моих делах, иногда посылая подозрительные имена Касс для более фундаментального изучения ее аналитиками в системах, к которым Стерлинг не имела доступа. Ава, доложила она, отправилась с акушеркой на ультразвук. Ее мать покупала ей витамины, но самые обычные, а не специально назначаемые в пренатальный период, и соответственно девочка не наблюдалась у врачей. Разумеется, не наблюдалась… Любая клиника страны сразу доложила бы о таком криминале.

– В Службе охраны держат и бумажные, и цифровые досье! – вдруг воскликнула Стерлинг.

Учитывая, что за последние полчаса никто из нас не вымолвил и слова, ее резкое восклицание немного ошарашило нас с Эддисоном.

– Верно, – после долгой паузы согласилась я, – мы получили копии нескольких файлов с бумажных досье.

– Так почему же мы полагаем, что наш убийца имел дело только с цифровыми файлами? Там явно есть еще целый архив.

Я не знала номера мобильников Смитов, поэтому послала сообщение Касс, получив ответ с обещанием дать Смитам наводку проверить это.

И вот, часом позже, она позвонила на телефон в наш зал заседаний и потребовала включить громкую связь.

– Стерлинг, черт тебя подери, ты гениальна! – заявила Касс.

– В общем, да, – не смутившись, откликнулась Стерлинг. – Почему на сей раз?

– Потому что наши файлы пропали из архивного отдела. Архивариусу пришлось прошерстить всю картотеку, чтобы сверить номера этих файлов с электронными таблицами и выяснить, какие из них изъяты в законном порядке, но на данный момент мы получили три отсутствующих по неизвестной причине.

– Досье Авы?

– Нет, оно в наличии, хотя находится в неправильном месте. Кто-то унес его и принес обратно, поставив не на свое место. Мы учли всех знакомых нам детей.

– Кто сообщил в Службу охраны о Левайнах? – спросила я.

– Соседка. Между двумя домами сетчатая ограда, и она увидела Аву в бассейне. В купальном костюме.

И купальный костюм со всей очевидностью показал ее странно округлившийся живот.

– Какой у нее срок, уже известно?

– Сама Ава не знает, поскольку месячные у нее вообще были только один раз. Врачам не от чего оттолкнуться. Акушер говорил примерно о восемнадцати неделях.

Четыре с половиной месяца. Отец небесный…

– Глорию доставили в участок для допроса, а судья тут же подписал ордер на обыск ее дома и машины. Если у нее обнаружатся отсутствующие досье…

– А если не обнаружатся?

– Тогда мы попросим расширить полномочия ордера на других секретарей и сотрудников. Буду держать вас в курсе.

Мы несколько ошеломленно созерцали умолкший телефон на большом совещательном столе.

– Кто-нибудь знает, где стоит моя машина? – придя в себя, спросила я.

Эддисон фыркнул, а Стерлинг улыбнулась.

– В рабочем гараже, – сообщила она мне, – по-моему, на четвертом уровне.

– Спасибо.

Когда через пару часов я принялась собирать вещички, намереваясь уйти, Стерлинг последовала моему примеру.

– Не понадобится ли тебе ТВ? [55]– тихо спросила она.

– Я не собираюсь пьянствовать.

– Понятно, но я подозреваю, что твой уход как-то связан с утренней посетительницей, а выглядишь ты так, будто кто-то сообщил тебе, что за тобой охотится клоун-убийца.

– Клоун-убийца… О чем ты?

– Это из области сильных эмоций. Тебе же все равно придется столкнуться с ними? Вот я и спрашиваю, не возьмешь ли ты меня на роль Трезвого Водителя, учитывая, как хреново ты водишь, когда тебя захлестывают эмоции. Понимаю, как это трудно…

– А кто был твоим ТВ, когда ты расплевалась с придурочным женихом?

– Финни, – пожав плечами, сказала Элиза.

Ее бывший босс послал ее к нам, когда нам понадобился новый агент, а сам он уже ушел на повышение с оперативной работы. Они с Виком долго работали вместе, и это во многом объясняло, почему Стерлинг отлично вписалась в нашу команду.

Мне следовало бы сказать: «Нет, я справлюсь сама».

– Спасибо.

Я не смогла отказаться.

Поэтому Элиза повезла меня в тот отель, и я могла бы держать пари, что Вик сам оплатил номер, поскольку моя мать никогда не позволяла себе подобных трат. Даже если речь шла не о модных шмотках, не о дорогущих предметах роскоши, а всего-то о двадцати девяти долларах на ночь с тараканьим хором. В моем детстве мать едва ли соглашалась тратить деньги на себя, и даже теперь, при наличии одному богу известно скольких внуков, крайне маловероятно, что она изменила своим привычкам.

Я вертела в руке визитку отеля, не обращая внимания, что Стерлинг уже припарковалась, опустила окна и выключила мотор.

Она не пыталась ни о чем спрашивать; ни малейшего любопытства, волнения или подзуживания с ее стороны. Просто вытащила журнал кроссвордов и принялась увлеченно разгадывать их.

– У тебя есть какие-нибудь влажные салфетки? – спросила я.

– В бардачке.

Желание избавиться от макияжа в середине дня может показаться странным и даже нелепым, но с помощью этих салфеток и зеркальца смотрового козырька я тщательно смыла все следы косметики. Теперь мое лицо приобрело реально ужасный вид. Синяки под глазами, желтоватый цвет лица от недосыпа. Щека обезображена бело-розовыми рубцами.

– Я никуда не собираюсь, – сообщила мне Стерлинг, не отрывая взгляд от кроссворда, – располагай временем по собственному усмотрению.

– Спасибо тебе.

Заставив себя вылезти из машины, я вошла в отель и поднялась по лестнице на третий этаж, поскольку сейчас мысль об ожидании лифта вызвала у меня нервную дрожь. Дверь с номером 314 ничем не отличалась от соседних: простая белая панель с массивной пластиной замка под ручкой.

Прошло пять минут, а я все еще не смогла заставить себя постучать в эту дверь.

В итоге мне и не пришлось, поскольку после звяканья дверной цепочки ручка повернулась и в щели приоткрывшейся двери появилось лицо моей матери.

– Мерседес, – прошептала она.

Да, моя мать.

– Ты должна уехать обратно, – безапелляционно заявила я.

Жила-была некогда девочка, которая боялась всего мира.

Однажды, еще в детстве, она подумала, что мир мог стать лучше, что он мог улучшиться. Ей отчаянно хотелось верить в это, и одно время она верила.

Однако дело в том, что людские миры зачастую рушатся. Когда целый человеческий мир разбивается вдребезги и уничтожается, неужели это менее страшно, чем апокалипсис? Разве не таков в реальности смысл этого слова?

Уйдя из папиной тюрьмы, она пережила несколько кошмарных дней. И не просто потому, что папины слова жутким звоном отдавались в ее голове, не просто из-за его впечатавшейся в память широкой торжествующей ухмылки. Вдобавок к этому всплыло множество воспоминаний. Ей пришлось взять несколько отгулов, чтобы избавиться от кошмаров. И еще несколько дней для лечения в клинике. Она просто не смогла сама избавиться от нервной дрожи. Или от рыданий. Или от панического страха.