Александр Молчанов - Сценарист

Нина обмякла в его руках.

– Хорошо. Отпусти. Я сама.

Он ухмыльнулся:

– Вот так-то лучше.

Он развернул ее лицом к себе. Положил руку на затылок и прижал к себе. Нина чувствовала его смрадное дыхание.

– Скрепим наш случайный союз поцелуем.

Губы у него были большие и мягкие. Его шершавый язык вошел в ее рот и начал там двигаться ритмично и быстро, отчего у Нины тошнота подступила к горлу. Она нащупала своим языком его верхнюю губу и сжала зубы изо всех сил. Он взвыл и дернулся головой назад, отпустив ее. Нина с размаху ударила его ногой, целясь в колено, но промахнулась, потому что он резко отпрыгнул назад.

Он смотрел на нее с ненавистью. Из прокушенной губы на красную майку падали капли крови. Он был похож на вампира, напившегося крови.

– Сука, – сказал он и сплюнул кровавую пену на траву, – вот, значит, как.

Нина развернулась и кинулась бежать в лес. Он настиг ее в несколько секунд, толкнул в спину кулаком. Нина споткнулась, с размаху воткнулась лицом в землю и потеряла сознание.

Кроны деревьев. Между ними – облака. В прорехах между ними – синее небо. Небо двигалось. Проплывало над головой. И кроны деревьев тоже двигались.

Это зрелище успокаивало. Убаюкивало. Лупоглазый закрыл глаза.

Когда он открыл их снова, он снова увидел кроны деревьев, облака и небо. И они продолжали двигаться. Сколько прошло времени? Возможно, несколько минут. А возможно, несколько часов.

Лупоглазый повернул голову и увидел спину сидящего рядом с ним человека. Длинные седые волосы спадали на плечи. Черный плащ. Что делает этот человек? Почему лес вокруг движется?

Нет, это не лес движется. Это они движутся через лес.

Лупоглазый пощупал поверхность, на которой он лежал. Что-то сухое и колючее. Солома.

Он лежит на повозке, которая едет через лес. Человек с длинными седыми волосами, который сидит к нему спиной, – это возница, который управляет повозкой.

Лупоглазый втянул воздух в легкие и совсем не удивился, почувствовав запах бензина. Рыжая девочка была рядом. Заряд дроби, выпущенный Ниной в его грудь, не убил его.

Лупоглазый поднял руку и прикоснулся к груди. Он ничего не почувствовал.

– Это болевой шок. Боль придет потом. Ее будет много, я тебе обещаю.

Рыжая девочка.

– Где ты? Я тебя не вижу.

– Поверни голову.

Он посмотрел налево. Лес.

– В другую сторону.

Он посмотрел направо. Рыжая девочка шла рядом с повозкой. Джинсовый комбинезон с заплатками на коленях и черная водолазка. И запах бензина.

Хоть что-то в этом мире остается неизменным.

Лупоглазый улыбнулся. Он ведь теперь точно знал, что Рыжая девочка – это его галлюцинация, вызванная опухолью в его мозгу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Рыжая девочка.

– Ну конечно, – проворчал он, отвернулся и закрыл глаза. Он чувствовал, что боль просыпается. Она накатывала со всех сторон. Болела голова. Болела грудь. Болели руки и ноги. Он понял, что боль будет усиливаться и скоро станет невыносимой. Возможно, он потеряет сознание от боли.

– А вот и боль, – удовлетворенно сказала Рыжая девочка.

Повозка остановилась.

Лупоглазый открыл глаза и посмотрел на возницу, который степенно сошел со своего места и углубился в лес.

Что это за человек? Куда он его везет? В больницу? В ближайшую деревню?

И что ему делать? Позволить этому человеку везти его дальше? Или встать с повозки и уйти? Спрятаться в лесу? В любом случае он сейчас слишком слаб, чтобы идти. А что ему посоветовала бы Рыжая девочка?

– Эй, ты здесь?

Нет ответа.

Ну и черт с тобой.

Лупоглазый приподнялся на локте и огляделся. Лес, кругом лес. И низкое небо над головой. На небе больше не было просветов между тучами. Он как будто оказался в сундуке. Со всех сторон лес, а сверху – низкое небо.

Лупоглазый опустил ногу с повозки и услышал рядом негромкое ворчание. Рыжая девочка?

Нет, это была не Рыжая девочка. Это был огромный зверь. Размером с лошадь. Но это была не лошадь. Собака. Лупоглазый не мог представить, что бывают такие собаки. Ее глаза сверкали, холка напряглась. Острые уши стояли торчком. Она медленно шла к повозке со стороны леса. Лупоглазый поднял ногу на повозку, и собака остановилась. Лупоглазый лег. Собака села.

Она охраняла его. Следила за тем, чтобы он не убежал.

– Что ты об этом думаешь? – спросил Лупоглазый.

– Я думаю, что ты попал.

– Что это значит?

Рыжая девочка подошла к собаке и, наклонившись, посмотрела на ее пасть.

– Открой рот, – сказал она.

Собака открыла рот. Рыжая девочка потрогала пальцем зубы.

– Смотри, какие здоровенные.

Собака щелкнула зубами. Рыжая девочка дернула собаку за ухо, и та тряхнула головой, как будто отгоняя муху.

– Это немецкая овчарка. Такие собаки охраняли заключенных в концлагерях. Их кормили человечиной.

– Поэтому она такая большая?

– Ее вырастил твой страх. Ты ведь боишься собак?

Да. Лупоглазый боялся собак. С детства.

– Эта собака – это тоже галлюцинация? Как и ты?

Рыжая девочка покачала головой:

– Не думаю.

– А что, если все это неправда и я лежу сейчас на земле и смотрю свой последний сон.

– Так и было, – подтвердила Рыжая девочка, – ты лежал на земле и смотрел свой последний сон. Но потом тебя подобрал этот человек и положил на свою телегу.

– Кто он?

Рыжая девочка покачала головой:

– Я не знаю.

– Куда он меня везет?

– Я не знаю. Но похоже, ты все еще жив. А это значит, что моя миссия тоже пока не закончена.

Ее миссия. Ее миссия – причинить ему как можно больше мучений. Сделать так, чтобы он умер максимально мучительной смертью.

– Смотришь в корень, Лупоглазый.

Она засмеялась. Сейчас будет петь свои частушки.

Она запела:

Лупоглазый снова закрыл глаза. Рыжая девочка продолжала петь:

Лупоглазый засмеялся.

– Чего ты ржешь? – спросила Рыжая девочка.

– Смешно, – сказал Лупоглазый.

– Что тебе там смешно?

– Частушка смешная. Спой еще.

Рыжая девочка спела:

Лупоглазый зааплодировал.

– Где ты их набралась?

– В смысле, где набралась?

– Откуда ты их узнала?

– Ребята научили.

– Какие ребята?

– Известно какие. Во дворе.

– Ты их помнишь?

– Конечно, помню. Лешка и Ольга Ильины. Они когда в деревне были, много всего полезного узнали. И частушки матерные, и анекдоты.

– Анекдоты? Расскажешь?

– Да ну тебя! – махнула рукой Рыжая девочка, – я тебе не «Русское радио». Девятьсот тринадцать, девять-девять, шесть три.