Нельсон Демилль - Реки Вавилона

Однажды к ним пришли какие-то люди из Еврейского комитета. Мириам, ее приемные родители и многие другие евреи отправились через разрушенную войной Европу. Многие недели они пробирались по забитым машинами дорогам, об этом у Мириам остались кошмарные воспоминания. Потом они погрузились на пароход и вышли в море. В Хайфе англичане не разрешили пароходу причалить, людей попытались высадить ночью на берег подальше от порта. Жестокая схватка разыгралась на берегу между евреями, пытавшимися удержать плацдарм для высадки людей, и арабами, которые старались не допустить их высадки. Потом в бой вмешались британские солдаты, и пароход отошел от берега. Мириам так и не узнала о дальнейшей судьбе пассажиров, потому что была в числе тех, кого успели высадить на берег до начала боя. Ее пожилые приемные родители, чьи имена она не могла вспомнить, исчезли — или погибли на берегу, или остались на пароходе.

Ее подобрала другая еврейская супружеская пара, они сказали британским солдатам, что ее зовут Мириам Бернштейн и что она их дочь, которая вышла из дома, заблудилась и случайно попала на берег, где шел бой. Да, она родилась в Палестине. Мириам помнила, что молодая супружеская пара врала очень неумело, но британские солдаты просто взглянули на Мириам и ушли.

Бернштейны забрали ее в новый кибуц в окрестностях Тель-Авива. Когда англичане ушли из Палестины, арабы нарушили соглашение о перемирии. Ее новый отец отправился защищать кибуц и домой уже не вернулся. Со временем Мириам узнала, что ее старший сводный брат Иосиф тоже является усыновленным беженцем. Ничего необычного в этом не было, потому что Мириам считала, что большинство детей в мире — во всяком случае, в ее мире — были выходцами из концентрационных лагерей Европы. Иосиф Бернштейн видел то, что видела Мириам, и даже больше. Как и она, Иосиф не знал ни своих настоящих родителей, ни своего настоящего имени, ни своей национальности и возраста. Молодые люди полюбили друг друга, а потом поженились.

Уже в молодости Мириам Бернштейн заинтересовалась деятельностью групп, призывавших к миру и пытавшихся установить добрососедские отношения с местными арабскими общинами. А жители ее кибуца, как и жители большинства других, были настроены воинственно, поэтому друзья и соседи сторонились ее. Понимал Мириам только Иосиф, хотя ему, летчику-истребителю, доставляли неудобства миролюбивые настроения жены.

После войны 1973 года ее партия выдвинула Мириам на освободившееся место в кнессете в знак признания ее популярности среди израильских арабов и за заслуги в женском движении за мир.

Очень быстро на Мириам обратила внимание премьер-министр Голда Меир, и они стали подругами. Когда в 1974 году Голда Меир ушла в отставку, все понимали, что ее рупором в кнессете осталась Мириам Бернштейн. При поддержке Голды Меир Мириам вскоре получила пост заместителя министра. Сменялись правительства, но она сохраняла за собой и место в кнессете, и пост в министерстве. Внешне казалось, да и сама Мириам верила в это, что ей удается переживать любую смену кабинета министров потому, что она прекрасно справляется со своей работой. Ее враги говорили, что, по крайней мере частично, она обязана этому своей привлекательной внешности. На самом же деле ей удавалось выживать в непрочном мире парламентских политиков потому, что стремление к выживанию было заложено в ее натуре. Мириам не подозревала об этой черте своего характера, и, если бы ей когда-нибудь показали список ее политических махинаций или список людей, которых она уничтожила как политиков, она ни за что бы не поверила, что все это совершила Мириам Бернштейн.

Когда Мириам вспоминала помощь и поддержку госпожи Меир, в ее памяти всегда всплывал тот необычный случай, когда после проходившего всю ночь заседания кабинета министров премьер-министр привезла ее к себе домой и угостила кофе. На этом заседании кабинет министров требовал, чтобы Мириам изменила свою фамилию так, как она звучала на иврите, что правительство официально требовало от всех высокопоставленных чиновников. Госпожа Меир, бывшая Мейерсон, прекрасно поняла нежелание Мириам порывать единственную ниточку, связывавшую ее с прошлым, и поддержала отказ Мириам изменить фамилию.

Находились люди, считавшие, что Мириам готовят к тому, чтобы она в свое время заняла пост Голды Меир, но Мириам Бернштейн была лишена подобных амбиций. Говорили, что Голду Меир назначили на пост премьер-министра именно потому, что она не хотела занимать его. Израильтянам нравится давать власть человеку, который не желает этой власти. Так безопаснее.

Но сейчас у Мириам был пост, которым она гордилась больше, чем гордилась бы постом премьер-министра, — делегат мирной конференции. Еще несколько месяцев назад такого поста не существовало, но Мириам всегда верила, что когда-нибудь он появится.

В Нью-Йорке ее ждало много общественных дел, однако было у нее и личное дело. Во время Йом-Киппурской войны ее единственный сын Елиуй погиб в бою, а Иосиф уже три года считался пропавшим без вести. Интересно, сможет ли она в Нью-Йорке узнать у арабов о его судьбе.

Джабари заметил на улице какую-то суету и инстинктивно сунул руку в карман.

Мириам, похоже, не обратила на это внимания, она была занята разговором.

— Люди выбрали правительство, готовое поменять тактику уступок на прочные гарантии. Понимаешь, Абдель, мы продемонстрировали миру твердость своих намерений. Садат был одним из первых арабских лидеров, кто понял это. Когда он приехал в Иерусалим, за его действиями следили очень многие люди, которые с самого начала искали мира с Иерусалимом, и он первым разрушил тридцатилетнее противостояние. — Мириам наклонилась вперед. — Мы отлично сражались и завоевали уважение многих наций. Но враг больше не стоит у нашего порога, затяжной штурм закончился. Люди настроены сесть за стол переговоров.

Джабари кивнул.

— Надеюсь, это так. — Он бросил через плечо Мириам взгляд на собравшуюся на улице толпу, а она накрыла своей ладонью руку Джабари и продолжила:

— А ты, Абдель? Если они создадут новое палестинское государство, ты поедешь туда?

Некоторое время Джабари молчал, глядя прямо перед собой.

— Я избранный член кнессета. Не думаю, что меня с радостью встретят в любом новом палестинском государстве. — Он поднял изуродованную руку. — Но даже если и так, я все равно попытаюсь. Кто знает, может, там мне удастся воссоединиться с семьей.

Мириам Бернштейн уже пожалела, что задала этот вопрос.

— Ладно, нам всем придется принимать решения в будущем. Но сейчас важнее всего то, что мы отправляемся в Нью-Йорк обсуждать вопрос длительного и прочного мира.