Александр Содерберг - Добрый волк [litres]

Эдди выудил из кармана телефон и нашел в Интернете статью Каролины Бергер с фотографией. Увеличил ее – изображение размылось.

– Эта женщина тоже на борту? – задал он новый вопрос.

– Не знаю.

– То есть как это не знаете? Она улетела в одном из «Джетов»? Помогите мне, эта женщина в опасности.

Регистраторша засомневалась.

– Возможно, женщина с похожей внешностью и взошла на борт.

Исчерпывающе и обтекаемо. Ответ-алиби – служащая осталась довольна.

Час спустя Эдди забронировал билет на чудовищный двадцатичетырехчасовой перелет из Хельсинки до расположенной в Колумбии Перейры через Лондон и Боготу. А еще через пять часов он сидел в отделении эконом-класса и ждал окончания посадки на Лондон. Боман дрожал, мерз. Мимо его места рядом с проходом сновали пассажиры.

Четверо мужчин заняли места в одном ряду. Двое – крепкие, с обритыми головами. Еще двое – «латиносы». Они летели вместе. Один из них показался Эдди знакомым. Их взгляды встретились – и мужчина кивнул Боману, как это делали в Афганистане солдаты перед боем. Эдди кивнул в ответ. И тут он понял, кто был этот человек. Арон Гейслер – правая рука Гектора Гусмана. В материалах предварительного расследования бойни в «Трастене» имелась его размытая фотография. То, что эта компания летела в Боготу, разумеется, не было случайностью. Боман двигался в правильном направлении. Но Арон его видел, и Эдди это не нравилось.

Он справил себе новую одежду в Хитроу – темно-синие брюки карго с множеством карманов и такого же цвета рубашку, которую ему тут же, в бутике, приспособили под гипс, отрезав рукав. Потом за немыслимые деньги купил место в бизнес-классе и проглотил болеутоляющее и антибиотики. Забронировал билет от Боготы до Перейры и вылетел уже через час ближайшим рейсом – и все ради того, чтобы избежать новой встречи с Ароном.

В аэропорту Боман прятался в туалете, а потом последним поднялся на борт А340. Гейслера нигде не было. Эдди скорчился в кресле, замкнувшись в своей боли, и уснул тяжелым сном без сновидений.

Так он проспал весь перелет до самой Южной Америки.

Всего в частном «Джете» было четырнадцать мест. Майлз и Санна лежали на носилках в передней части салона возле пилотов. Ими занимались врач и медсестра.

Альберт тут же уснул и проснулся, лишь когда шасси коснулись земли в аэропорту Бромма. Там он посмотрел в иллюминатор.

Дом… Стокгольм… Швеция… Это совсем ненадолго.

Йенс с Лотаром вошли в самолет и сначала направились к Майлзу и Санне. Тидеманн перекинулся несколькими фразами с доктором, а потом они прошли в заднюю часть салона. Михаил поднялся и поднял руку в знак приветствия. Валь прошел мимо него и обнял Альберта.

Внезапно за них спинами нарисовалась фигура сына Гектора.

– Привет, Лотар, – сказал Альберт.

– Привет, Альберт.

Прежде они не виделись. В Мюнхене, где Ханке держал их в заточении, мальчиков разделяла стена. Они переговаривались через вентиляционное отверстие.

Лотар присел на корточки перед Альбертом, и они уставились друг на друга. Самолет тронулся с места.

– Я с самого начала знал, что так будет, – сказал Тидеманн.

– Знал о чем?

– Что ты сделаешь все, чтобы спасти меня.

– Это не я… Михаил, Майлз, Санна, мама – вот кто тебя спасал. Я не сделал ничего особенного.

Альберт откинулся в кресле и стал глядеть куда-то в пространство. Губы его растянулись в невеселой улыбке. К глазам подступали слезы, но он не мог заплакать при Лотаре и сдерживался. Лотар делал то же самое. Он был смущен и растерян.

Йенс и Михаил сели рядом. Машина набрала скорость на взлетно-посадочной полосе, а потом взмыла в воздух, описала дугу и легла на курс.

– Ну хорошо, – сказал Валь. – Мы не знаем, куда летим, и не понимаем, что происходит. Но главное – мы вместе. – Он слабо улыбнулся.

Самолет набирал высоту.

Из кабины пилотов вышел высокий бородатый мужчина в бежевом костюме. Он остановился в проходе.

– Послушайте меня, – сказал пилот на смеси немецкого и английского. – Мы направляемся на юг, в Мюнхен. Там сойдут все, кроме тебя, – он показал на Лотара.

Альберт смотрел на свои колени.

– Но мы так не договаривались! – возмутился Йенс.

– Мне жаль, – ответил немец и повернулся, чтобы уйти.

– Я останусь с ним, – сказал Валь.

Мужчина в бежевом обернулся.

– Никто не останется с ним.

– Я останусь с ним, – повторил Йенс. – Так и передай своему шефу.

– А если нет? – Бородач улыбался.

– Тогда мы с Михаилом расстреляем и тебя, и твою команду, и весь этот чертов «Джет», как только приземлимся.

Пилот посмотрел на Валя, а потом на Асмарова, после чего исчез в кабине и закрыл дверь.

Альберт хотел что-то сказать, но говорить было нечего. Нависла напряженная, давящая тишина, в которой все ощущали одно – собственное бессилие.

Тем не менее спустя три часа, когда они сели в Мюнхене, из салона вывели всех, кроме Йенса и Лотара. Это произошло быстро – они едва успели проститься друг с другом.

Альберта и Михаила посадили в машину. Прежде чем она отъехала, Альберт успел увидеть, как Майлза и Санну увозят на «Скорой».

За иллюминатором, покрытым коркой инея, – темно-синее небо. В ушах – свист. Здесь, на границе атмосферы, воздух настолько разрежен, что не может удержать маленький «Джет». И тот время от времени теряет высоту, падает, то ударяясь о невидимые волны, то вращаясь в русле боковых струйных потоков. И эти движения так гармонируют с настроением Софии…

Впереди через несколько рядов сидит Каролина Бергер. Она влипла, и Бринкман не о чем с ней говорить. Журналистка, неожиданно оказавшаяся на борту самолета вместе с Гектором Гусманом и Ральфом Ханке. Каролина оглянулась и встретила взгляд Софии. Лгала ли она? Разве что совсем чуть-чуть… Бергер улыбалась, возможно, немного наигранно. Но при этом, вне всякого сомнения, искренне.

София прикрыла глаза – пусть все летит к черту. Она не боится, даже если этот «Джет» потеряет управление и попадет в зону турбулентности…

Скрипнуло кожаное кресло, и Гектор склонился к ее уху.

– Я получил информацию, что Лотара подобрали. Альберт и остальные летят в Колумбию. Спасибо, София.

– Спасибо, Гектор, – отозвалась она.

Гусман смотрел в темноту. Как будто хотел что-то сказать, но сдержался. Полет продолжался в молчании.

Под колесами захрустел гравий. Томми остановил машину возле виллы из зеленого мексиканского кирпича. Подошел к двери, прислушался. Заглянул в глазок. Гомик Якоб хлопотал на кухне в цветастом переднике – протирал скамьи, наводил порядок.

Янссон знал, что ему нужно делать. Он был одержим жаждой справедливости, и его совершенно не заботили последствия.