Сергей Яковенко - Омут [авторский текст]

Прямо передо мною, в очереди, стояла полная мамаша с непоседливым, забавным мальчуганом лет трех-четырех, который ни секунды не стоял на месте. Он беспрестанно кружился, подпрыгивал, приседал и даже падал на пыльный пол вокзала, распевая, при этом, какие-то лишь ему одному известные песенки на ему одному известном языке. Точнее, это был и не язык вовсе, а просто набор ничего не значащих слогов, которые тот ловко складывал в четверостишия. Надо признать, получалось очень даже не плохо – рифма в его «песнях» присутствовала, да и мотив прослеживался веселенький. Мать то и дело одергивала сынишку за шиворот, но юркий непоседа ловко выкручивался и тут же принимался за старое.

Я улыбнулся. В этот момент мальчик посмотрел на меня. Смутившись, а может даже немного испугавшись, понурил голову и торопливо подошел к маме. Когда та положила ладонь на хрупкое плечо, он отвернулся от меня, обхватил обеими ручонками внушительных размеров бедро матери и прижался. Я снова улыбнулся. Глядя на этого малыша, удалось ненадолго забыть о том, где нахожусь, а когда поймал себя на этой мысли, чуть не подпрыгнул от свалившейся догадки! Мальчик снова посмотрел на меня и теперь тоже улыбался. Я присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с малышом, и тихо, чтобы никто не услышал, спросил:

– Привет. Тебя как зовут?

Тот задрал голову кверху, глядя на мать, которая сейчас не обращала на сына никакого внимания, затем снова посмотрел на меня и также шепотом ответил:

– Июса.

– Илюша?

Мальчик кивнул.

– А сколько тебе лет, Илюша?

Он вытянул вперед пухлую ручонку, сжатую в маленький кулачок, выбросил вверх четыре пальчика, растопыривая их в разные стороны, и с гордостью заявил:

– Два!

На лице заиграла довольная улыбка, красноречиво подтверждающая, что он очень гордится тем, что знает ответ на взрослый вопрос. То, что на самом деле он этого не знает, его не заботило.

– Ух, ты! Большой уже! И умный. Молодец!

Я не лукавил. Малыш и впрямь мне очень импонировал. Видимо, он это почувствовал и, отпустив мамино бедро, тоже присел на корточки, подражая взрослому дяде. Теперь его широкая улыбка открывала два ряда мелких молочных зубов.

– А маму ты любишь, Илюша? – спросил я нарочито будничным тоном, но при этом почувствовал, как от волнения кровь стучит в висках, а согнутые в коленях ноги наливаются горячим свинцом.

– Да-а-а… – протянул мальчик, – Юбью.

– Правда?

Он утвердительно кивнул.

– А мама тебя любит?

Малыш снова посмотрел на стоящую в очереди мать и пожал плечами. Я подумал, что мальчик просто может не понимать, о чем я его спрашиваю. И для того, чтобы убедиться, что ребенок ответил осознанно, попросил:

– А можешь показать, как сильно ты маму любишь?

Он не стал дожидаться повторной просьбы, быстро обхватил мамино бедро, прижался к нему щекой и, насколько мог, сильно сжал маленькие ручки. При этом его глаза блаженно прикрылись, а на губах засияла не менее блаженная улыбка. В этот момент рука женщины ласково погладила мальчика по голове. Скорее машинально, нежели осознанно.

Меня бросило в пот. Сердце заколотилось еще сильнее. А когда малыш, от переполнявших его чувств, поцеловал мамину юбку, под которой собственно и находилось то самое бедро, я чуть не плюхнулся на пятую точку.

Дети! Боже мой! Дети!!! Они чувствуют! Они любят! По-настоящему! Искренне!

Юлька!!!

Забыв попрощаться с новым знакомцем, я поднялся и сделал глубокий вдох, чтобы выровнять сбившееся дыхание. В глазах все плыло. То ли от жары, то ли от нахлынувшей надежды. Бросил взгляд на вокзальные часы. Отметил, что в детском саду – тихий час. Но к тому времени, как я смогу туда добраться, детей как раз усадят полдничать, после чего Юльку можно будет забрать домой. О поездке к Гене я теперь даже не задумывался. Мне нужно было срочно повидаться с дочерью и убедиться, что Илюша – не единственный ребенок, имеющий настоящую душу!

Ехал на метро и с настороженным интересом наблюдал по сторонам, во всем выискивая несовпадения. Первое, что привлекло внимание, это отсутствие нищих стариков и инвалидов, просящих милостыню в переходах подземки. В моем мире, как правило, на каждой станции один или двое обязательно присутствовали. Здесь же не было даже намека на то, что они вообще существуют.

Следующим несоответствием были объявления диктора в громкоговорителях вагонов. Вместо привычного: «Уважаемые пассажиры, будьте вежливы. Если рядом с Вами стоят пожилые люди, инвалиды, мамы с маленькими детьми, уступите им место. Спасибо. Осторожно! Двери закрываются! Следующая станция…», звучало следующее:

– Следующая станция такая-то… Пассажиры! При обнаружении забытых вещей и подозрительных предметов, следует немедленно сообщить об этом машинисту поезда!

И всё. Никаких тебе предупреждений, никаких просьб быть вежливыми. Сухая информация. Лаконичная, внятная, исчерпывающая. Ничего лишнего.

А вот реклама, которой полнились стены вагонов, практически ничем не отличалась от той, которую приходилось видеть в привычном мире. Все те же гаджеты, «чудодейственные» методики излечения от простатита и геморроя (причем, как правило, обе болячки обещали победить одним и тем же «чудо-прибором»), обучение за границей и услуги по быстрому выведению из запоя. Разве что призывы «побаловать свою любимую» отсутствовали напрочь. Но тут все было и так ясно – просто любимые отсутствовали, а желающих кого-либо баловать, видимо, было не много. Если такие вообще существовали в природе…

В остальном же – все, как всегда: молчаливые пассажиры, с угрюмыми лицами, сосредоточенно уставившиеся в экраны мобильников, и гул катящегося поезда. Скука.

Особое внимание обращал на детей, ища подтверждения своей догадки. Наверное, со стороны я выглядел, как какой-нибудь маньяк-педофил, пристально следящий за каждым проходящим мимо ребенком. Всматривался, прислушивался, некоторым даже улыбался. Дети, как дети. Кто-то капризничает, кто-то шалит, кто-то послушно идет вприпрыжку рядом с родителями. Все, как всегда. Поэтому ни подтверждений, ни опровержений своей теории в их поведении я так и не нашел.

К тому времени, как удалось добраться до детского сада, Юлькину группу уже вывели на вечернюю прогулку. Дочь, увидев папу, идущего по тротуару, спокойно подошла к воспитательнице, что-то сказала и ткнула в мою сторону пальчиком. Женщина посмотрела на меня и утвердительно кивнула. Юлька медленно заковыляла навстречу, что было совсем уж не в ее стиле. Как правило, если мне удавалось забрать дочь из сада, а это удавалось крайне редко, она радостно кричала «Папа!» и, с улыбкой до ушей, неслась навстречу. Сейчас же я почувствовал комок в горле, но, переборов мгновенную слабость, решил не делать поспешных выводов.