Сергей Яковенко - Омут (СИ)

Мерные взмахи катушки металлоискателя убаюкивали. Сказывались и усталость, накопленная с раннего утра, и августовская духота, смешанная с пряным запахом свежеубранной пшеницы. Даже приятная тяжесть в кармане камуфлированных штанов, наполненном почти доверху имперскими монетами, как-то успокаивала. Значит, не зря ехали добрых полтораста километров от родного дома, не зря растирали мозоли от безмерного хождения по свежей пахоте. Вот оно — вознаграждение! Тихо позвякивает при каждом шаге, убаюкивает.

Я посмотрел на часы. Без четверти пять… Самое время подумать о возвращении к машине, чтобы успеть выехать на трассу до наступления сумерек. А Лёху, как всегда, не видать. Снова побрел в какие-нибудь кусты-овраги. Любит он это дело.

От раскаленной земли поднимался горячий воздух, искажая линию горизонта. Сильно щурясь от низкого вечернего солнца, с трудом разглядел до боли знакомый, родной силуэт. Маша шла по полевой дороге, возвращаясь с прогулки на реку, легкой, непринужденной походкой. Рядом с ней, периодически припадая носом к земле и размахивая хвостом-маятником, семенил Филька — наш общий любимчик и просто хороший друг. Ирландский сеттер, которого два года назад жена с дочерью уговорили купить.

Уговорили… Как же! Мягко сказано! Три дня убеждений, доводов, и шуточных угроз со стороны супруги, плавно переросли в неделю всяческих угождений и изысканных блюд на ужин. Юлька же, кроме, как «папочка мой любимый» и «самый лучший папуля в мире», никак иначе ко мне в эти дни не обращалась. Мало того, каждый вечер, перед сном, просила рассказать ей сказку о несчастной маленькой собачке, у которой нет хозяина и которую, по этой самой причине, все бессовестно обижают, гнобят и морят голодом. А окончательно добил загнанного в угол папу, коряво нарисованный детской рукой щенок, татуированный надписью «папин друг» на косматом пузе. Следующим же утром папа Коля, в тандеме с мамой Машей, ползал по всей квартире с половой тряпкой в руках, приговаривая, что с папами так не поступают, а счастливая Юлька, хохоча и повизгивая, носилась с новым другом из комнаты в комнату, переворачивая все вверх дном. Так наша семья стала квартетом.

— Ну что, кладоискатель? Где мой золотой браслетик, который я заказывала? — Маша лукаво улыбнулась, легла на мягкую сухую траву, закрыла глаза и, запрокинув голову назад, подставила лицо теплым лучам заходящего солнца. Светлые волосы блестели, переливаясь всеми оттенками золотистого. Она потянулась и томно выдохнула:

— Ох, и духота. Парит, что ли? Бедный… Как ты в этом камуфляже целый день выдерживаешь?

— Нормально. Зато мухи не кусают.

— Ну, что там? Показывай! — Маша встрепенулась и с интересом уставилась на меня своими огромными зелеными глазищами, от которых я вот уже десять лет хожу, будто под гипнозом.

— Да так, мелочевка всякая. Монеток надергал… Как прогулка? Купались?

— Конечно! Фила из воды вытащить не могла. Но когда из-за леса гром ударил, он пулей на берег вылетел и — к тебе. Я его уже возле поля только и смогла догнать. А Лёшка где? Как всегда? — Маша с улыбкой оглянулась по сторонам в поисках Юлькиного крестного, который вечно забредал со своим металлоискателем в самые глубокие овраги и самые дремучие леса. Даже не смотря на то, что согласно старинным картам, искать нужно было на поле, неугомонного землекопа вечно несло совсем в другую сторону. Желательно в труднодоступную. Но, что самое невероятное — этот вездеход никогда без находок не возвращался. Хоть одну, хоть самую захудалую монетку или пуговку, но добывал.

Я взглянул на небо и только сейчас заметил, что с востока, из-за лесополосы, быстро надвигается свинцово-серая туча, так напугавшая Фила на пляже. Периодически вспыхивая молниями, она нависала над спелыми полями тяжелой громадиной, застилала все пространство до самого горизонта. Воздух вокруг нас остановился. Он стал густым и неповоротливым, как манная каша. Даже звуки в нем разносились как-то по-особенному. Они тонули в этой густоте, вязли, терялись.

— Ого! — вырвалось у меня.

— Ага, — в тон мне парировала супруга, — Если Лешка через пять минут не вернется, будем куковать в грозу посреди поля. Звони, пусть машину хотя бы откроет.

Дозвониться до кума с первого раза не получилось. И со второго, и с третьего тоже. Абонент был «вне зоны».

— Как всегда, блин, в самую глубокую балку залез, — в сердцах выдохнул я, и невольно вздрогнул от неожиданного пронзительного грохота. Молния ударила где-то до неприличия близко. Вдали взвыла сигнализацией «девятка» кума. Маша ойкнула и нервно рассмеялась, а Фил подбежал ко мне, прижался к ноге и жалобно заскулил. Я потрепал пса по холке, от чего тот немного осмелел, но все равно остался переминаться с одной лапы на другую, не решаясь отходить от хозяина дальше, чем на метр. Густой, потемневший, недвижимый воздух наполнился запахом озона.

Автомобиль стоял в полукилометре от нас, у окончания лесополосы. И хотя в грозу прятаться под деревьями было небезопасно, мы рассудили, что ждать очередного разряда в чистом поле будет еще хуже. Уже на подходе к старенькой «девятке» у меня зазвонил телефон.

— Где тебя носит? Прибор под дождем решил утопить? — я старался говорить дружелюбно, чтобы не обидеть близко человека, но нервные нотки в голосе все равно скрыть не получилось, — Ты тучу видел вообще? Надо с поля валить. Если дорогу размоет, ночевать здесь будем.

— Да, блин, пытаюсь из балки выбраться! Спускаться было проще как-то, — на другом конце послышался сдавленный стон, — Да чтоб тебя!

— Ты чего?

— Да это я не тебе. Поскользнулся, блин! Идите к машине, я с брелока замок открою. Прячьтесь. Скоро буду!

— Да мы уже на месте, можешь открывать. И давай булками шевели!

— Добро. Бегу. Думаю, успею.

Через несколько секунд сигнализация дважды пропищала, и замки приветливо щелкнули отворяясь.

— Ну, хоть мокнуть не придется, — удовлетворенно, с облегчением в голосе пропела жена, пропуская вперед пса и запрыгивая следом за ним на заднее сидение автомобиля. Очередной разряд, еще более громкий, чем первый, заставил ее вскрикнуть и захлопнуть дверь.

Вначале подул ветер. Пыль на поле всколыхнулась под первым его порывом и превратилась в серую, стремительно уходящую вдаль волну. Новый порыв оказался куда более сильным. Он ударил в борт машины, и та качнулась под его натиском. Дождь начался резко. Забарабанил дробью по крыше «девятки» крупными каплями. Эти звуки усиливались при каждом порыве ветра. Лило такой плотной, непроглядной стеной, что мы начали волноваться, чтобы Леха при такой видимости вообще смог отыскать место стоянки. Я пытался привлечь его внимание, периодически нажимая на клаксон и моргая дальним светом фар, но толку было мало. Точнее, толку не было вовсе. Стихия была явно громче и сильнее вершины технического прогресса советского автопрома.