Сергей Яковенко - Омут [авторский текст]

Она запнулась и смолкла. Мне вдруг стало по-настоящему жаль ее. Эта женщина имела то, что может быть единственно ценным в любом человеке. Но общество, в котором она живет, вынуждает ее считать этот бесценный дар дефектом, от которого непременно нужно избавляться. Мучительно избавляться!

– А ты уверена, что твое нынешнее состояние – это заболевание?

– Что ты имеешь в виду?

– То, что любовь и сострадание – это дар, а не недостаток. Представь себе мир, в котором каждый человек наделен способностью чувствовать то, что можешь чувствовать ты. Родители безмерно любят своих детей. Мужья боготворят своих жен, а жены посвящают себя всецело своим семьям. Старики не отправляются на убой повзрослевшими детьми в хосписы, а нянчат внуков, которых любят даже больше, чем собственных детей. Там, прощаясь, люди желают друг другу не денег, а удачи, здоровья и счастья. Не всегда искренне, конечно, но чаще – это правда. Представь мир, где для лечения больных детей абсолютно чужие люди отдают последние деньги, а умерших друзей и родных провожают в последний путь со слезами на глазах. Что, если больны не мы, а весь остальной мир? Что, если это его нужно лечить?

– Если бы я не видела, какое волшебство творит с постояльцами Аглая, я бы подумала, что ты безнадежен, Николай, – тихо сказала Татьяна, – Ты никогда не думал над тем, чтобы книгу написать? Фантазия у тебя потрясающая.

– Это не фантазия, – сказал я и тут же прикусил язык. Причем прикусил по-настоящему. Так, что стало больно. И пока я мысленно себя ругал за излишнюю болтливость, Татьяна сказала:

– Ну, мечта. Не все ли равно? Думаю, шизофреники тоже считают, что весь мир вокруг сошел с ума, и мечтают, чтобы он волшебным образом излечился, чтобы все вокруг стали воспринимать его так же, как воспринимают они. Но я не знаю ни одного здравого человека, который захотел бы стать шизофреником. Твоя мечта – это утопия, Николай. Возможно, красивая, но утопия. К тому же ты не учел противоположной стороны такого мироустройства. Он был бы иррациональным, а главное – переполненным болью. Представь, что было бы с родителями, у которых погибают дети? А с детьми, родители которых принимали бы решение развестись? Или ты считаешь, что в таком мире даже разводов не было бы?

Я перестал слышать Татьяну после того, как она сказала про гибель детей. В груди впервые в жизни разлилась тупая боль, а в глазах все поплыло. Воздуха не хватало. Я остановился и изо всех сил старался не упасть.

– Николай? – Татьяна нахмурилась и схватила меня обеими руками за плечи, – С тобой все нормально?

– Да. Порядок. Сейчас только отдышусь.

Руки и ноги стали ватными. Пришлось присесть. Татьяна засуетилась.

– Да что ж это… Эй! Позовите врача! Человеку плохо!

– Не надо, мне уже лучше.

Она присела рядом, приложила ладонь к моей щеке и посмотрела в глаза.

– Ты уверен?

– Да. Порядок. Идем назад.

– Ты расстроился из-за каких-то моих слов, да?

– Не бери в голову. Ты все правильно сказала.

– Насчет боли? Ты из-за детей расстроился?

– Говорю же, не бери в голову. Все, мне уже намного лучше. Пошли.

– Что это было? Сердце?

– Не знаю. Такого раньше со мной не было никогда?

– Ты побледнел. Похоже на сердечный приступ. Тебе нужно срочно у кардиолога провериться. Я скажу Аглае…

– Нет. Никому ничего не говори, пожалуйста.

– Но почему? Николай, это сердце! С такими вещами не шутят! А если инфаркт? Ты же умереть можешь! В таком эмоциональном состоянии, как у тебя, сердечные приступы вообще не редкость!

– Мне умирать пока нельзя, – усмехнулся я, – Но говорить мы пока ничего никому не будем. Хорошо? Может это просто невралгия какая-нибудь прострелила. Или эскалоп был не свежий. А мы, в первый же день, начнем привлекать лишнее внимание. Не стоит.

– Ну, да, – хмыкнула Татьяна, – Только успела обрадоваться, что появился хоть кто-то, с кем можно интересно провести время, и он тут же собрался склеить ласты. Везунчик я, ничего не скажешь. И это тот человек, который пять минут назад переживал о каких-то мнимых массовых самоубийствах в отделении.

– Хватит уже. Не дуйся. Никакие ласты я склеивать не собираюсь. Какие у нас планы на вечер? Только не говори, что вы тут по вечерам в шахматы играете. А то я инфаркта даже дожидаться не буду. От скуки помру.

– Нет, – капризным тоном ответила Татьяна, – Шахматы для нас – слишком сложная игра. Мы чемпионаты по лото устраиваем. Кто проигрывает, тот кончает жизнь самоубийством.

– О! Это уже куда интереснее! Прямо таки «русская рулетка»!

– А ты как думал? Мы же в элитном дурдоме, как ни как. И развлечения должны быть соответствующими.

Мы вернулись в корпус в хорошем расположении духа. Нужно было отвлечься от разговора в парке, и я беспрестанно фонтанировал абсурдными шутками, на которые Татьяна реагировала не менее абсурдными, но все равно смешными репликами. Мы смеялись и перешучивались, пока не добрались до дверей своих комнат.

– Неплохой, в целом, денек получился.

– Еще бы! – продолжал я играть роль эдакого искрометного остряка, – Тут тебе и ресторан с милой дамой, и свидание в парке! Кстати, позвольте проводить вас до дома, девушка!

Она чуть заметно улыбнулась и серьезно сказала:

– Я рада, что ты теперь будешь жить рядом.

– Да, ты говорила. Я тоже рад. И благодарен за твое внимание. Ты очень помогла.

– Да не за что, – смутилась она, потупила взгляд и поправила локон, упавший со лба, – Обращайся.

– Увидимся?

– Угу.

– Хорошо. Тогда я отдыхать?

Она кивнула. Ее лицо было каким-то грустным и смущенным.

– Все нормально?

– Да. Все хорошо, – с той же грустью сказала она, – Пока.

А затем быстро, словно школьница, чмокнула меня в щеку и юркнула к себе в комнату. Я удивленно хмыкнул и вошел к себе. Через пару часов после ужина в дверь постучали.

– Входите, – сказал я, будучи уверенным, что это снова Татьяна, которая, возможно, забыла мне что-то сказать. Но на пороге появилась знакомая фигура Лехи – соседа по комнате.

– Привет, – сказал он, прикрывая за собой дверь, – Можно?

– Да, конечно! Проходи.

– Чистенько тут у тебя, – он одобрительно кивнул, – Надолго к нам?

– Хороший вопрос, – я улыбнулся.

– Я так… Просто в гости зашел. После этих прогулок делать дома вообще нечего. Процедуры, в основном, все до обеда. А вечером – скукотища.

– Да ты проходи. Падай на кровать, что ли. Здесь стульев нету.

– У тебя чайник есть? – спросил он.

– Понятия не имею.

Леха подошел к одному из шкафов, открыл нижнюю дверцу и извлек оттуда небольшую картонную коробку с изображением электрочайника.

– Ну, все, сосед. Ты попал. Новый чайник без накипи! Теперь буду у тебя каждый вечер чаи гонять.