Бернар Миньер - Гребаная история

— Я видел Таггерта сидящим на пароме за пазлом, — сказал Чарли.

— И что? Паззлы есть на всех паромах, — повторил я. — И он не единственный, кто его собирал.

— Но я говорю о пароме, с которого исчезла Наоми, — настаивал Чарли.

— И речь идет именно о Джеке Таггерте, — добавил Джонни, поворачиваясь к Кайле, — самом стремном типе на острове после твоего отчима.

Она бросила на него уничижительный взгляд.

— Ну так заявим в полицию, и все дела.

— И что они сделают? Какой судья выпишет ордер на основании того, что шестнадцатилетний парень увидел человека за пазлом?

— Вот черт, этот тип фигурирует даже в базе данных преступников! — воскликнул Джонни.

— И его хибара не так уж далеко от пляжа, — напомнил я.

В полицейской базе данных значились все правонарушители, живущие на архипелаге. Она регулярно обновлялась службой шерифа. Согласно этой базе, на архипелаге живет двадцать шесть сексуальных преступников, представляющих небольшую угрозу, и пятеро — представляющих повышенную. Понять бы еще, что это означает… И речь идет только об островах. Я вспомнил другую историю, всколыхнувшую округ два года назад: в 2011 году, незадолго до того, как Таггерт поселился на Гласс-Айленд, речь шла о другом сексуальном преступнике, уже отбывшем наказание. В заголовке «Газеты островов Сан-Хуан» значилось: «На Гласс-Айленд скоро поселится сексуальный преступник третьего уровня» . На первой странице был помещен портрет этого типа. Почти половина населения устроила манифестацию перед дворцом правосудия острова. Прочитав эту статью, Лив испустила крик ярости:

— Если он представляет собой опасность, то почему до сих пор на свободе? Если нет, почему его не оставят в покое? Третий уровень… Боже мой! Что это еще за белиберда?

Но я был не настолько объективен. Что важнее — спокойствие этих типов или безопасность детей? Разве их родители не имеют права знать, что в округе живет педофил, а женщины — что неподалеку бывший насильник? Лив тогда возразила:

— Пойми, Генри, каждый имеет право на второй шанс. Они и так уже достаточно наказаны.

Но я больше не был в этом так уверен.

Зато уверен я был как раз в противоположном: что есть кучка людей, которые наслаждаются, торгуя вразнос сплетнями такого рода. Их заботит не столько безопасность невинных младенцев, сколько вкусный яд злословия, замаскированный под добродетель.

Я поколебался, бросив взгляд наружу. Дождь, поливающий кафельные плитки, стекал вниз черными и блестящими струями.

— И все-таки вам не кажется, что имеет смысл пойти туда и взглянуть?

— Пойти и взглянуть на что? — спросила Кайла.

— На прокисшую халупу этого засранца, — холодно бросил я.

Эти слова пробили пелену безразличия, и все одновременно оживились.

— Ты это серьезно?

— И как мы на это посмотрим? — поинтересовался Джонни.

— Заберемся в дом, когда его не будет на острове, — пояснил Чарли бесцветным голосом.

— Вы что, смеетесь тут надо мной? — поморщилась Кайла.

— ЧЕРТ ПОБЕРИ, КАЙЛА, ТЫ ДУМАЕШЬ, В ТАКОЙ МОМЕНТ У НАС ЕСТЬ ЖЕЛАНИЕ ШУТИТЬ?

Эти слова Чарли произнес таким необычным для него голосом, полным ярости, что мы все вздрогнули.

Я увидел, как Кайла пристыженно опустила голову.

— Ну что, — подвел итог Чарли. — Кто «за»?

Он поднял руку, я сделал то же самое. После секундного колебания Джонни присоединился к нам. Кайла энергично потрясла головой в знак отрицания, опустив глаза и разглядывая столешницу.

— Трое против одного, — объявил Чарли. — Сегодня это не провернуть. Пойдем завтра. Подождем, когда он будет на континенте.

Таггерт вкалывал в кафе в Маунт-Вернон.

— Как-нибудь выкручиваемся, чтобы вернуться из школы пораньше. Джонни, ты караулишь прибытие паромов, мы с Генри пойдем туда.

— Надеюсь, полиция сделает всю работу до вас… — начала Кайла ледяным тоном.

Мобильник Джонни выбрал именно этот момент, чтобы завибрировать у него в кармане, и он вынул аппарат, чтобы просмотреть эсэмэски, будто мы тут вели обычную дружескую беседу. Экран осветил его бледное лицо.

— Чертово дерьмо! — воскликнул он.

— Что там такое? — спросил Чарли.

В свете экрана я ясно увидел, что Джонни украдкой пялится на меня.

— Я не верю.

Кайла склонилась над экраном, и я увидел, как она побледнела, перед этим, в свою очередь, незаметно бросив на меня взгляд. Мой желудок скрутило от страха.

— Что там такое, Джонни?

Он смущенно поднял на меня глаза.

— Мне это только что прислали. Похоже, ходит в социальных сетях…

Джонни повернул свой телефон так, чтобы мы с Чарли могли увидеть. Мы склонились над экраном, плечо к плечу. Я чуть не подпрыгнул. Страница на «Фейсбуке». Страница с моим снимком. Я сглотнул слюну… Сделанным без моего ведома с телефона, издали, но вполне узнаваемым. На этой фотографии у меня была гнусная морда. Вид человека, которого есть за что упрекнуть. Настороженный взгляд мутного типа. Я втягивал голову в плечи под проливным дождем. И ко всему прочему меня вели двое полицейских.

По всей вероятности, меня сфотографировали на обратном пути с пляжа, после того, как я туда вломился. Страница была скупо озаглавлена: «Я — убийца». Там уже была целая лавина комментов.

Я всегда считал этого парня странным!

Его весь день допрашивала полиция…

Парень, воспитанный двумя лесбиянками…

Как вы можете кого-то обвинять без доказательств? Вам должно быть стыдно.

Он всегда был заносчивым козлом, он ни с кем не считается!

Нет дыма без огня.

Наоми была суперской девчонкой. Мне очень больно.

Я не верю, копы его отпустили…

Прекратите свои словесные испражнения, расследование только начато!

Вы дебилы безмозглые!

Я насчитал сорок таких постов, прежде чем сказать:

— Хорошо, этого достаточно.

Джонни поспешил закрыть страничку.

— Сборище придурков, — бросил он.

— Ты должен ответить этим кретинам, — сказал Чарли.

— Если он это сделает, ему капец, — заметила Кайла.

— Если не сделает — тоже, — возразил Джонни.

Было ли это началом кампании по кибертравле? Эта перспектива повергала меня в ужас больше, чем любая физическая угроза. В голове крутились истории об учениках, доведенных до самоубийства, потому что они были геями, не такими, как все, или просто недостаточно крепкими, чтобы защититься в этих джунглях — собственной школе. В большинстве случаев те, кто толкнул их в могилу, не чувствовали за собой ни малейшей вины. И ведь они не принадлежали к числу тех, кто недавно потерял любимого человека. Внезапно я осознал, как безгранично сейчас, в это самое мгновение, уязвим, хрупок, как фарфор. Как смогу я сопротивляться такому цунами глупости, недоброжелательности и жестокости, если оно нахлынет? Я почувствовал страх. Я вспомнил, что где-то читал: в прошлом году миллион детей и подростков подвергались травле, угрозам, став объектами полных агрессии комментариев, подавления в форме запугивания и жестокости на «Фейсбуке». В социальных сетях слова ненависти распространялись подобно пожару.