Бернар Миньер - Гребаная история

— Черт возьми, может, скажешь мне наконец, что происходит? Что я такого сделал? У тебя появился другой, так?

Сам того не желая, я повысил голос до крика.

В первый раз за все время разговора она пристально посмотрела на меня, и я почувствовал, что между нами даже не пропасть, а бездна, световые годы. Еще несколько недель назад мы были так близки. А теперь бесконечно далеки.

— Наоми…

Я протянул руку и осторожно поймал ее палец.

— ОСТАВЬ МЕНЯ!

Я испытал потрясение. Наоми резко высвободилась, как если б случайно сунула палец в розетку, словно ей отвратительно само мое прикосновение. И она отступила.

На шаг…

Затем на два…

И вдруг разрыдалась.

— Ты что, не видишь, что происходит? — выкрикнула она, вытирая текущие по щекам слезы и отступая еще дальше. — Ты не видишь, что этот остров с нами делает, с твоими друзьями и с тобой? Ты не понимаешь, что все скоро закончится?

Я спросил себя, о чем, черт возьми, она говорит.

— Что значит «скоро закончится»? При чем тут мои друзья ? — недоверчиво произнес я. — И о чем ты вообще говоришь?

Я сделал шаг к ней, но она шагнула назад.

Я сделал еще один шаг…

Она отступила на такое же расстояние…

Это походило на танец — но танец опасный, зловещий и горький.

Мы покинули убежище — главные палубы в центре корабля, и сверху на нас полился ледяной дождь, молотя по голове, стекая по затылку под воротник, но я не обращал на это ни малейшего внимания.

— Наоми, — нежно повторил я.

И снова шагнул вперед.

Она отступила.

— Не приближайся.

Ее бедра уже касались планшира, там, где он был опасно низким: почти в самом носу парома. От падения в бушующие волны вас удерживает только цепь. На этот раз ей действительно пришлось остановиться.

— Напоминаю тебе, что это и твои друзья, — проговорил я. — Разве мы не были всегда лучшими в мире друзьями? Разве мы не считали себя семьей? Мне подобный, мой брат — помнишь?

Наоми с отвращением покачала головой.

— Уходи, — выдавила она сквозь рыдания. — Пожалуйста, уходи.

Теперь в ее голосе звучало что-то другое. Это был страх . Она боялась меня. Как, ну как такое вообще может быть возможно?

— Наоми…

— Пожалуйста, Генри.

Она заикалась, слезы — или все-таки дождь — струились по ее щекам. За спиной ревело голодное море. Его белые гребешки взрывались, будто гейзеры, высокие, как дом, у носовой части, в пяти метрах от нас, и хлопья пены периодически оседали на наших лицах.

Я схватил ее за запястья.

— ПУСТИ МЕНЯ, ЧЕРТ ПОБЕРИ!

Она закричала. Дурным голосом. Это меня разозлило.

Я сделал движение.

Лишнее движение.

Я стал трясти ее как грушу, пытаясь привести в чувство. Да, прямо рядом с планширом, в паре сантиметров от зияющей бездны. Знаю, могло показаться, что я обезумел. Наоми взвизгнула и принялась отбиваться. Как истеричка. Она выглядела так, будто чертовски боится. Наверное, подумала, что я собираюсь толкнуть ее за борт. Как ей такое могло прийти в голову? Как она хоть на миг могла предположить, что я на такое способен? Пожалуй, именно это тяготит меня больше всего.

Наоми изо всех сил оттолкнула меня, и я упал, не удержавшись на ногах, прямо на залитую водой палубу. Новое облако пены окатило меня, как из душа. Наоми пошатнулась и на секунду зависла над бездной. В жутком онемении я смотрел, как ветер треплет ее капюшон, волосы развеваются, будто танцуя, глаза вытаращены от ужаса, а за ее спиной углубления и холмы черной воды в бахроме пены…

— Эй! — взревел работник парома, скатываясь по ступенькам. Должно быть, он увидел нас в окно рубки или, скорее всего, в камере внешнего наблюдения. — Что вы здесь творите?!

…но в последний момент Наоми удалось восстановить равновесие резким движением поясницы, чем она и воспользовалась, чтобы обогнуть работника и исчезнуть на лестнице, ведущей на верхние палубы.

— Наоми!

Я бросился за ней, но она уже исчезла наверху лестницы. Этот тип схватил меня за рукав.

— Поднимайтесь наверх! — заорал он. — Сдурели совсем, что ли? Опасно, неужели не понимаете?

О да, это я прекрасно понимал.

Я взобрался по лестнице, перешагивая через ступеньку, бросил рассеянный взгляд на свисающую с потолка камеру, в обзоре которой находилось все это тесное пространство сверху донизу.

Я искал ее. Повсюду. На закрытых палубах, в толпе пассажиров, сидящих вокруг столов или в креслах, стоящих рядами; среди тех, кто зависал в баре, среди посетителей туалетов, среди остальных учеников школы, даже снаружи, на открытых палубах, — там, где в такую ночь не было ни единой живой души и где ветер завывал сильнее всего.

Никакой Наоми.

Нигде.

Я вернулся за наш стол; по моему лицу текла вода, волосы и одежда — хоть выжимай. Чарли заметил меня первым и удивленно вылупился:

— Черт, Генри! Ты мокрый насквозь! А где Наоми?

— Не могу найти, — ответил я.

Кайла и Джонни подняли глаза от своих смартфонов.

— Что? Но вы же были вместе, вас видели, когда вы спускались…

— Мы подумали, что вы хотите заняться «этим» в машине, — улыбаясь, добавил Джонни.

Я никак не отреагировал.

— Генри, что происходит? — спросил Чарли, заметив мое состояние.

— Не знаю, куда она пошла… Я повсюду ее искал… но так и не нашел…

— Но вы же были вместе.

— Я знаю… знаю.

— Так. — Чарли встал, бросил взгляд на двух остальных: — Вы остаетесь здесь. Если она появится, позвоните. А мы идем искать Наоми.

Мы возобновили поиски, прошли всюду, где прошел я.

Внезапная вспышка в памяти. Мысленно я снова пробегаю переходы и залы, рассматривая лица, вглядываясь в силуэты. И кое-что привлекло мое внимание. Например, присутствие на борту Джека Таггерта. Он сидел в глубине зала, перед дверью, ведущей в заднюю часть корабля, и, несмотря на час пик, за столом, кроме него, никого не было. Все присутствующие на борту — или почти все — знали Джека лично и не имели никакого желания с ним пересекаться. Таггерт жил один в чаще леса, на труднодоступной оконечности острова у подножия Маунт-Гарднер, самой высокой на Гласс-Айленд, достигающей двух тысяч четырехсот восьми футов, или семисот тридцати двух метров. У него была репутация грязного типа, и поверьте мне, иногда репутации бывают заслуженные. В тот вечер он складывал пазл. На паромах всегда есть пазлы.

— Должно быть, она заперлась в одном из женских туалетов, — заметил Чарли. — Ты их проверил?

— Нет, конечно.

— Значит, она точно там.

Его уверенность была заразительна. Чарли — из тех парней, которые редко в чем-либо сомневаются. Если только вопрос не касается девчонок. Такие идут по жизни, подняв все паруса. Он положил руку мне на плечо:

— Все прошло плохо, да?