Бернар Миньер - Гребаная история

— Он уже приходил, — смущенно признался Даррелл. — Мы вместе провернули несколько дел…

— С каких это пор ты ведешь дела с сосунками, которые похожи на девчонок и которые видели больше фильмов про задницы, чем про обнимашки, Даррелл? Ты что, педиком заделался или как? — поинтересовался Хантер, и женщины рассмеялись.

— Спроси этого, чего им здесь надо, — сказал Старик Дарреллу, указывая на Шейна.

В лесу сверкнула молния, вслед за ней послышался удар грома. Мне на голову упала капля величиной с мизинец, затем вторая, а затем целый батальон — и внезапно ледяной ливень замолотил по земле и промочил нас с ног до головы, а вся окружающая местность скрылась за струями дождя.

Шейн обеспокоенно посмотрел на меня.

— Он хочет поговорить с Дарреллом, — пояснил он слабеющим голосом, засунув руку глубоко в карман.

— Почему у тебя рука в кармане, мальчуган? — произнес Старик. — Дети, идите сюда.

Детвора поднялась на террасу, и мы увидели мальчика лет двенадцати или младше, с бледным лицом, покрытым веснушками, который вышел из леса со штурмовой винтовкой, нацеленной на нас с левой стороны.

— Вынимай свой ствол, Шейн, — вкрадчиво потребовал Даррелл. — И клади его на землю. Медленно.

Шейн подчинился, его нижняя губа дрожала.

— Еще оружие есть? — проговорил Старик скрипучим голосом.

— Нет, мистер, — ответил я.

— Ты-то кто?

— Меня зовут Генри Уокер, Наоми была моей подружкой.

— Кто это?

— Э… девушка, которую нашли мертвой на пляже…

Старик моргнул. Его глаза мерцали, будто два куска прессованного металла.

— Ну а к нам это имеет какое отношение?

Я поколебался.

— Об этом, возможно, надо спросить вашего сына…

Я видел, как взгляд Старика изменился.

— Которого?

— Даррелла…

В этот момент я увидел даже сквозь дождь, как все улыбки застыли, а лицо Даррелла стало очень мрачным. Его глаза сузились. Он шагнул ко мне через несколько ступенек, мертвенно-бледный, со сверкающими глазами.

— Ах ты, мелкий ублюдок! Ты что сказал?

Я отступил на шаг, но он шагнул ко мне, очень быстро. Схватил меня за воротник и одним ударом сшиб в грязь, затем носком ботинка ударил в бок, и мои легкие разом опустели, в то время как боль заполонила всю грудную клетку.

— Грязные маленькие говнюки! Я вас всех в больницу отправлю! Ясно?

— Достаточно, Даррелл, — приказал Старик, но я все-таки получил последний удар, от которого закашлялся и покатился по земле. — Поднимайся, малыш, — добавил он.

Я с грехом пополам подчинился — сперва поднялся на колени, затем на ноги, держась за бока и согнувшись вдвое. Гроза грохотала где-то наверху, ветер одолевал нас. Я зажмурился одновременно от боли и от дождя, который омывал мое грязное лицо; внутри было ощущение, будто меня сжимают когти под кожей с обеих сторон.

— Объяснись.

Я не решался. Они могут с таким же успехом убить нас, всех четверых, за то, что я собираюсь сказать. Особенно если Даррелл убил Наоми. Хотя я в это не верил. По крайней мере, не напрямую. Как я уже говорил, он бы сначала изнасиловал ее. Но, может быть, Даррелл знает что-то еще… Я сглотнул слюну, забыл о комке цемента, твердеющем у меня в животе, и принялся говорить — о сцене, при которой мы с Чарли присутствовали вчера. Я услышал, как Чарли стонет за моей спиной:

— О господи, нет…

Теперь все смотрели на меня. Женщины и мужчины. Взгляды более чем враждебные: убийственные. Чем дальше я продвигался в своем рассказе, тем тяжелее делалась тишина, едва нарушаемая раскатами грома и штормовым ветром, который шумел в ветвях, и я сказал себе, что только что подписал свой смертный приговор.

— Я пришел, чтобы узнать, что на этой флешке, — в заключение добавил я. — Это всё. Я знаю, что вы не имеете никакого отношения к убийству Наоми. В любом случае я не собираюсь ничего говорить полиции, даю слово, — закончил я дрожащим голосом.

— Вы это слышали? — иронично заметил Даррелл, оборачиваясь к террасе. — Он ничего не скажет полиции. Он нам слово дает !

Затем он в очередной раз отправил меня полетать по воздуху в грязь — такой оплеухой, что я думал, моя голова от нее оторвется. Я потряс головой, подвигал челюстями; боль взорвалась в висках и в затылке. На языке я чувствовал вкус крови и грязи.

Даррелл поднял меня за воротник, отлепив мою дрожащую задницу от слякоти.

— Я тебя сейчас убью! — пообещал он, и в это мгновение я верил, что он так и сделает.

— Даррелл, а что это за история с флешкой? — спросил Хантер Оутс за его спиной.

Даррелл отпустил меня. Я снова приземлился в грязь.

— Не при них, — сказал он.

— Ты как-то замешан в смерти этой девушки? — спросил Старик.

— Что? — Даррелл обернулся и плюнул на землю. — Да я даже не знаю, что это за шлюшка ! Может, когда-нибудь я с ней и перепихнулся, не помню. Я что, должен помнить всех телок, которым вставил…

Я сжал зубы, пытаясь не дать выйти наружу ненависти, которая меня ослепляла. Пронзительный взгляд Старика не покидал меня ни на мгновение сквозь пелену дождя, который прилепил ко лбу его светлые волосы и распахнул рубашку на его широкой груди.

— Что ты на самом деле хочешь, мальчик? — вновь спросил он.

Я был в коленопреклоненной позе, руки — на покрытых грязью коленях, бедра — на каблуках. Я откинул со лба прядь.

— Я хочу знать, что на этой флешке и что было в компьютере, который они с Таггертом сожгли. Больше ничего…

— Почему?

— Потому, что ваш сын и Таггерт были на пароме в тот вечер, когда исчезла моя подружка. — Я закашлялся, сплюнул кровь в жидкую грязь. — И если вы не дадите мне то, что я хочу, я вполне могу пойти и рассказать об этом в полиции…

Я увидел, как лицо Старика посуровело, в его взгляде больше не было никакой человечности, по затылку у меня пробежал ледяной сквозняк. «Так и есть, на этот раз ты зашел слишком далеко», — сказал я себе.

Ты мертв.

Вы все мертвы…

Теперь все следили за Стариком, ожидая его реакции.

— Ты играешь в очень опасную игру, маленький грязный ублюдок… Я мог бы спустить собак на двоих из вас, и они в мгновение ока разодрали бы вам глотки… А затем две или три шальные пули для остальных, проникших на частную территорию, и вот он — ужасный-ужасный несчастный случай… Драма, да… Конечно, мне пришлось бы усыпить Башара и Кима Джонга, и это разбило бы мне сердце, но иногда надо чем-то жертвовать…

Его мягкий скрипучий голос был таким же черным, как и тучи наверху. Все мы вздрогнули. Мое адамово яблоко застряло в горле на половине высоты, я откашлялся.

— Если я не вернусь, чтобы отключить программу, видеозапись, сделанная вчера вечером, придет прямо в компьютер шерифа. Она на это запрограммирована. Впрочем, на Гласс-Айленд есть еще кое-кто, кто знает, что мы здесь…