Павел Любецкий - Несущие смерть

Наш мозг — это загадка. Порой, он ведёт себя совсем не так, как того можно ожидать, и я тому хороший пример. Пока не произошло похищение в декабре 2012 года, я не смог бы поверить в то, что когда-нибудь смогу поверить в Стокгольмский синдром и, даже, полностью увязнуть в нём и тех последствиях, что обрушились так скоро. Мне всегда говорили, что я чудной и это отражалось практически во всех поступках, неподвластных никакой критике и тем более логике. И тот случай, к тому моменту, стал, наверное, венцом моего мира, созданного мной самим. Проведя в плену целый месяц и ненавидя каждый прожитый день моего похитителя, я смог полностью переменить гнев на милость всего за несколько часов рассказа причин данного поступка того человека. Не знаю, может, я был слишком впечатлён или потерял рассудок, ведь от подобного можно сойти с ума и даже совсем того не заметить, но я сделал это, поддался эмоциям, которые никогда не оставляли меня, а лишь наоборот, омывали водами безумия каждый раз, когда я испытывал что-то сильное и незабываемое. Именно это и произошло в ту ночь, но почему со мной? Если бы подобное случалось с каждым заложником, суды не смогли бы выносить свои решения из-за защиты, исходящей в адрес террористов. Бывшие захваченные люди, каждый из них, насмерть бы стояли на своём и утверждали, что все действия бандитов были оправданы и поэтому они невиновны. Но спешу заверить, что подобное происходит совсем нечасто, примерно в восьми процентах случаев. Во всех же остальных, заложники ведут себя, как и подобает обычным людям: они боятся, сторонятся опасности, стараются выполнять указания и ведут пассивный образ жизни, пока всё не нормализуется. Я же, как всегда, стал редким исключением.

Синдром развивается не настолько быстро, чтобы уже за пару часов боготворить того, кого ещё совсем недавно призирал. Говорят, нужно три — четыре дня для того, чтобы в голове заложника что-то ёкнуло. При долгом нахождении в изоляции или заточении, пленник общается с захватчиком, узнаёт его, как человека, понимает причины захвата, чего он хочет добиться и каким способом, но в моём случае, это произошло внезапно. Наверное, со мной что-то не так, если я верю и помогаю тому, кто психологически мучил меня. Сложно даже пересказать, что я испытывал в те часы, когда спасал его жизнь, а потом обещал помочь в дальнейшем. Но это случилось и, даже спустя долгое время, я рад произошедшему и сегодня, если бы была такая возможность, поступил бы точно так же, потому что, благодаря синдрому, смог найти человека, которому пришлось пойти на такой шаг, ради спасения жизни близких и он заслуживает уважения. Этот парень не причинил мне вреда и, наверное, это сподвигло поступить не так, как от меня ожидали.

Сегодня я однозначно могу сказать, что Стокгольмский синдром не вымысел романтиков, которые любят писать о любви между заложниками и похитителями. Это жизненная, правда, опробованная сотнями людей по всему миру, просто оказавшихся не в то время и не в том месте. У них, как и у меня не было и мысли, что это когда-нибудь произойдёт, но всё что не случается, то к лучшему. Это важный опыт для меня, как будущего психолога, который лучше помог познать мир и людей вокруг меня. Я, даже, рад, что подобное со мной произошло, но совсем не жду повторения. Так что, всем спасибо за внимание. До встречи и всего доброго!!!»

«Ток-шоу “Откровенный разговор”, первый канал. Запись от 9 марта 2012 года»

Подходила к концу индивидуальная гонка. Первая в этом сезоне для Димы. Глядя на табло и зная, что до сих пор многие ещё не пересекли финишную прямую, на душе кроме груза очередной неудачи, ничего не осталось. Четыре промаха сыграли свое, и рассчитывать на что-то более ли менее сносное в итоговом протоколе нельзя. И это далеко не первое поражение за последний месяц. После удачи в спринте и эстафете в Австрии, радости от хороших результатов не пришли. Места колебались, и даже на трассе Хохфильцена повторить прежние результаты не удалось, словно что-то мешало, не давало сосредоточиться, стать тем, кем он должен быть. 41 и 39 места в спринте и преследовании лишь показали куда-то испарившуюся форму, и тренеры не понимали, как вернуть всё в прежнее русло. Конечно, они знали причину, но ничего не могли с этим поделать. Продолжая выставлять спортсмена на немецкой трассе в Оберхофе, они рассчитывали на положительную динамику, хотели дать ему прийти в себя, вновь сосредоточиться и достигнуть успеха. В конце концов, тактика сработала, и Дима сменил пятый десяток на второй, что обрадовало всю команду, следившую за ним. Казалось, с Малышкиным всё нормально, и он справлялся с психологическими проблемами, нахлынувшими так неожиданно, но только пришла очередь выступать в Чехии и, по мнению тренеров, бороться за медали, как все проблемы разом вернулись, словно никуда не уходили. Об этом говорил и ход по дистанции, много уступавший лидерам, откровенно слабая стрельба и не слишком боевое настроение, замеченное ещё при выезде в стартовый городок. Тренеры в один голос твердили о необходимости пригласить в команду психолога, чьей задачей станет разговор «по душам» как с Димой, так и с Антоном, который так же порой, нервничал. Но, если Мипулин согласился, восприняв это как необходимость для преодоления некоторых возникших преград, то Малышкин не был так благосклонен и расположен изливать душу незнакомцу. На первом же сеансе он показал, как сильно хотел вмешательства в свою личную жизнь «мозгоправов». Усевшись напротив нанятого специалиста, он уснул, пока тот что-то медленно и монотонно говорил, как после оказалось, самому себе. После того случая тренеры бросили попытки оказать помощь извне. Какое-то время возникали мысли о том, чтобы выгнать парня из команды, дабы сбить с него всю спесь, но вскоре, всё прекратилось. Они не захотели портить отношения со спонсором, который, как им казалось, всё равно когда-нибудь объявиться и не будет в восторге. К тому же, команда не восприняла бы по достоинству подобный шаг, и это отразилось бы и на результатах. Пришлось оставить всё, как есть, и ждать чуда.

Гонка завершилась. И вновь 39 место. С поникшей головой Дима захотел избавиться от назойливых взглядов болельщиков и журналистов, продолжавших караулить его у выхода со стадиона. Потихоньку, он испарился, погрузившись в свои мысли, выбрав тайный ход, использовавшийся как раз в подобных случаях. Выйдя через него, молодой человек не спеша побрёл в отель, но не успел сделать и нескольких шагов в полном спокойствии и умиротворении от редких минут одиночества, как за спиной послышались многочисленные посторонние голоса. Тень раздражения прошла по телу, но он продолжил себя контролировать, чтобы вновь не сорваться, как это было три недели назад, когда его замучили каверзными вопросами об отношениях с Сашей, намекая на то, чего быть, не могло. Остановившись, Дима вдруг вспомнил, что так и не поздравил Андрея Раковеева, занявшего первое место. Он совсем забыл об этом, поэтому почувствовал себя не комфортно, ведь в команде принято радоваться за своих, чего в данный момент, совсем не получилось.