Тесс Герритсен - Хранитель смерти [litres]

– Может быть, вам выпить чашечку кофе или еще чего-нибудь? Принести?

– Нет, спасибо. – Джозефина выдавила из себя улыбку, надеясь, что это поможет отослать детектива куда подальше. Но вместо того, чтобы тихо удалиться, Фрост перешагнул порог ее кабинета.

– Эта газета имеет для вас какое-то особое значение? – поинтересовался детектив.

– Что вы имеете в виду?

– Просто я заметил, вас потрясло, когда доктор Айлз раскрыла ее и мы увидели, что газета калифорнийская.

«Он наблюдал за мной, – пронеслось в голове у Джозефины. – Он и теперь следит за мной».

Сейчас не время демонстрировать, насколько она близка к панике. Если не высовываться, оставаться на заднем плане, играя роль тихой музейной сотрудницы, у полиции не будет причин интересоваться ею.

– Дело не только в газете, – призналась она. – Эта ситуация вызывает ужас сама по себе. То, что в нашем здании находят мертвецов… и их части. Музей для меня – это храм науки. Место для исследований и раздумий. А теперь у меня такое ощущение, будто я работаю в доме ужасов – только и гадай, где обнаружится очередная часть тела.

Детектив сочувственно улыбнулся; мальчишеское выражение лица делало его совсем непохожим на полицейского. Джозефина дала бы ему лет тридцать пять, однако во Фросте было нечто такое, из-за чего он выглядел совсем юным и даже немного наивным. Увидев у него на пальце обручальное кольцо, Джозефина решила: «Еще одна причина не подпускать этого человека ближе чем на расстояние вытянутой руки».

– Честно говоря, мне кажется, здесь и без того жутковато, – заметил Фрост. – У вас там на третьем этаже кости всякие выставлены.

– Этим костям две тысячи лет.

– Разве от этого они становятся менее зловещими?

– Они становятся более ценными с точки зрения истории. Понимаю, это вряд ли что-нибудь меняет. Но со временем мы несколько отстраняемся от смерти, верно ведь? С Госпожой Икс все наоборот – ее мы и вправду могли бы знать лично. – Джозефина запнулась, внезапно похолодев. И тихо добавила: – Иметь дело со старинными останками гораздо проще.

– Полагаю, они больше походят на керамику или статуи.

– Вроде того. – Джозефина улыбнулась. – Чем древнее, тем лучше.

– И вас это увлекает?

– Вы говорите так, будто вам это непонятно.

– Мне просто интересно, какие люди посвящают всю свою жизнь изучению древних костей и керамики.

– «Что такая девушка, как вы, делает в подобном месте?» Это вы хотели спросить?

Фрост рассмеялся:

– Вы ведь здесь самая молодая.

Теперь Джозефина тоже улыбалась, потому что он был прав.

– Связь с прошлым – в этом все дело. Мне нравится, взяв в руки керамический черепок, представлять себе мужчину, вращавшего глину на колесе. И женщину, носившую в этом горшке воду. И ребенка, который однажды уронил и разбил его. История никогда не казалась мне мертвой. Я всегда ощущала пульс жизни в экспонатах, заполнявших музейные шкафы. Это у меня в крови, я впитала это с молоком матери, потому что… – Джозефина осеклась, внезапно поняв, что ступила на опасную территорию.

«Нельзя говорить о прошлом, – пронеслось у нее в голове. – Нельзя говорить о маме».

К счастью, детектив Фрост не обратил внимания на ее запинку. Следующий вопрос полицейского вовсе не касался жизни Джозефины.

– Я знаю, вы тут недолго проработали, – произнес он. – Но все же – вам никогда не казалось, будто в музее что-то не так?

– Что вы имеете в виду?

– Вы сказали, у вас такое ощущение, словно вы работаете в доме ужасов.

– Это фигура речи. Вы ведь можете это понять, верно? После того, чтó обнаружилось за стеной в цоколе. И после того, как выяснилась правда о Госпоже Икс. – Джозефине показалось, что температура воздуха в ее кондиционированном кабинете понизилась еще сильнее. Она протянула руку, собираясь надеть свитер, который только что повесила на спинку своего кресла. – Но во всяком случае, моя работа вряд ли ужасает так, как ваша. Вы удивляетесь, почему я решила работать с керамикой и старыми костями. А меня удивляет, что такой человек, как вы, решил работать с… ну, с ужасами наших дней. – Подняв взгляд, Джозефина заметила искру беспокойства в глазах детектива, ведь на этот раз вопрос был адресован ему. Человек, привыкший допрашивать других, похоже, не жаждал делиться своей личной информацией.

– Прошу прощения, – проговорила она. – Видимо, я не вправе задавать вопросы. Я должна только отвечать на них.

– Нет, мне просто любопытно, что вы имели в виду.

– А что я имела в виду?

– Когда сказали «такой человек, как вы».

– Ах это… – Джозефина робко улыбнулась. – Просто вы показались мне очень приятным. Добрым.

– А большинство полицейских не такие?

Она вспыхнула:

– Похоже, я продолжаю рыть себе яму, да? На самом деле мне просто хотелось сделать вам комплимент. Потому что, должна признаться, большинство полицейских наводят на меня страх. – Джозефина опустила взор и стала разглядывать стол. – Думаю, я не одинока в своих чувствах.

Фрост вздохнул:

– Боюсь, вы, скорее всего, правы. Даже несмотря на то, что сам я вряд ли смогу хоть кого-нибудь испугать.

«Однако я боюсь вас, – подумала Джозефина. – Я ведь знаю, что вы можете сделать, если узнаете мою тайну».

– Детектив Фрост? – На пороге кабинета возник Николас Робинсон. – Ваша коллега хочет, чтобы вы спустились вниз.

– А! Хорошо. – Фрост наградил Джозефину улыбкой. – Мы побеседуем в следующий раз, доктор Пульчилло. И все-таки поешьте, что же вы так!

Дождавшись, когда Фрост выйдет из комнаты, Николас спросил:

– Что тут происходит?

– Мы просто болтали, Ник.

– Он детектив. Не думаю, что они могут «просто болтать».

– Но он меня не допрашивал. Ничего такого.

– У тебя какие-то неприятности, Жози? Может, тебе стоит рассказать о них?

Его вопрос насторожил Джозефину, но ей все же удалось сохранить спокойствие.

– С чего ты так решил?

– Ты сама не своя. И не только из-за того, что случилось сегодня. Вчера в коридоре, когда я подошел к тебе сзади, ты аж подпрыгнула.

Джозефина сидела, положив руки на колени, и радовалась, что Николас не видит, как ее пальцы стягиваются в два тугих узла. Они недолго проработали вместе, но за это время куратор необъяснимым образом научился четко улавливать настроение Джозефины, понимать, когда ее стоит рассмешить, а когда женщине нужно побыть одной. Вне всякого сомнения, он и сейчас смекнул, что ей хочется остаться наедине с собой, но отступать не собирался. Это не было похоже на того Николаса, которого она знала, Николаса, который никогда не вмешивался в ее личную жизнь.

– Жози, – не унимался куратор, – может, ты хочешь поговорить о чем-нибудь?

Джозефина печально усмехнулась: