Ди Карт - Трегуна

Он остановился и стал всматриваться туда, откуда, как ему казалось, доносился плач ребенка. Выставив перед собой руки, как незрячий, он двинулся вперед, к воде. «Ты куда?» — дернула его Мали, но он не остановился. То ли дождь слегка убавил мощность, то ли в этих экстремальных условиях зрение стало острее, но он увидел фонарный столб, рядом с которым стояли два пацаненка лет пяти, в красных футболках, и просто орали. Малыши держались за столб, потому что с пригорка вода хлестала с такой силой, что под ее напором не устоял бы и взрослый. Высоко поднимая ноги над водой, которая неслась по улице вниз, как остервенелая горная река, он дошел до ребят и протянул одному из них руку. Мальчишка ухватился за нее и отцепился от столба. Второй ребенок сделал пару шагов за своим другом, но вдруг исчез из виду, будто провалился под землю, а точнее — буквально под воду. «Я держу!» — послышался голос Мали. Он обернулся и увидел, как она обеими руками вцепилась в первого мальчишку и прижала его к себе. Глубокий вдох — и вот он уже под толщей воды, но пытаться найти ребенка в этом сошедшем с ума потоке так же бессмысленно, как искать иголку в стоге сена. Он вынырнул, встал на ноги и принялся лихорадочно крутить головой по сторонам, точно убеждая самого себя, что делает все возможное, чтобы найти мальчишку. Еще одно, контрольное, погружение под воду, скорее формальное, для очистки совести, но… Ребенка и след простыл. «Рик! Туда!» — донесся до него голос Мали, когда он вновь вынырнул. Девушка указала рукой в сторону одноэтажного магазинчика, и тогда он увидел красное пятнышко, болтающееся над поверхностью. Он прыгнул в воду и погреб к магазину, хотя вода и без того несла его по волнам на огромной скорости. Цепляя ногами асфальт, он кое-как притормозил у магазина. К ручке железной двери тросом был привязан байк, за детали которого малыш зацепился своей футболкой. Он схватил ребенка и перекинул через плечо. Малыш судорожно дернулся, закашлял и разревелся.

Непонятно, минута ли прошла с момента начала ливня или же неделя, но дождь потихоньку ослабил водяные тиски, в которые ранее заключил окружающий мир. Оба спасенных малыша спали на кровати в доме у Мали, и тот, которого чудом удалось выцепить из воды, изредка подрагивал и постанывал во сне. Мали сидела на краю кровати и очень осторожно проводила ладонью по голове то одного мальчика, то второго.

— Рик, — обернувшись к сидевшему в кресле возле окна молодому человеку, шепнула Мали, — спасибо тебе за них.

— За такое не благодарят, — ответил он, рассматривая распухшую от воды кожу на ладонях и вокруг ногтей.

— Ты не понимаешь, что ты герой. Самый настоящий.

— Герой… — усмехнулся он в ответ.

— А можно вопрос? — сказала она и, не дожидаясь разрешения, спросила: — У тебя есть дети?

— Да, — не думая, ответил он. — А у тебя? Нет ведь. Так?

— Был. Мой ребенок умер. Это было почти семь лет назад. Я тогда жила в другом месте. Была совсем юной… — Мали пригладила волосы одного из малышей и поцеловала в лобик.

— Какой ужас, — молодой человек встал, подошел к кровати и присел рядом с Мали. — Что произошло? Болезнь? Или что?

— Это тяжелая история.

— Смерть ребенка — это всегда тяжело. Расскажешь? — он внимательно посмотрел ей в глаза. — Расскажи.

— Если разобраться, — начала девушка, — то я сама во всем виновата. Забеременела от своего парня… В общем, все, как в сериале: сказала ему об этом, он распсиховался, прямо в ярости был. Можно подумать, я сама себя… Ладно. Я тогда как раз съехала от своего отца, с которым жила. Он меня воспитывал. Когда я родилась, у моей мамы развилась тяжелая форма шизофрении.

— Ого…

— Да, поэтому меня в основном растил отец. Мама с нами не жила, я ее всего один раз видела — папа к ней меня привозил в больницу. Мама, конечно, не понимала, что у нее дочь. Она не особо-то понимала, кем является, что уж про меня или про отца говорить… Когда я съезжала от папы, то ничего ему про беременность не сказала. Он уже некоторое время жил с женщиной и ее дочерью от первого брака, а я была более-менее взрослой, и не считала, что вправе вот так вот вывалить ему про беременность. Зачем мне расстраивать его планы. В то время я заканчивала фармацевтику и работала в лаборатории. Позиция была не ахти, но платили нормально. С начальником мы договорились, что я работаю до последнего, рожаю и через месяц снова выхожу на работу. По-другому не могли ни он, ни я — ему не хотелось упускать члена команды на полпути к завершению разработок, а я же не могла себе позволить не зарабатывать. К тому же он, мне кажется, был в меня платонически влюблен, и даже безо всяких оснований выписал мне бонус перед самыми родами, чтобы хоть как-то поддержать. На помощь пришла и бабушка, мамина мама. Дала мне денег.

— Хорошие бабушки — они такие! — улыбнулся он и провел рукой по пряди волос Мали. Она нежно посмотрела на него, улыбнулась в ответ, но тут же ее взгляд снова наполнился грустью, и она продолжила:

— Бабушка поздно родила маму, а мама поздно родила меня, и бабушке было 77, когда на свет появился мой сын. До моего рождения бабушка жила в собственной квартире в нашем городе. Город большой, но бабушку все знали — она фактически всю жизнь проработала на местном кабельном канале. Начинала с редактора новостей, потом много лет работала ведущей, ну а потом, когда уже очевидно настала пора уступать место молодому поколению, ушла за кадр и возглавила редакцию. Именно к ней в редакцию и поступило сообщение о том, что какая-то женщина в порыве помутнения рассудка выбросила своего новорожденного ребенка из окна.

— Твоя мама тебя выбросила из окна? — испуганно переспросил парень, не веря своим ушам.

— Да. Я упала прямо на козырек детской коляски — какая-то мамочка по воле Бога проходила под нашими окнами ровно в ту секунду. Наверное, из-за того, что высота была не очень большой, не пострадали ни я, ни малышка в коляске. Папа мне не рассказывал, как в итоге все дальше происходило с мамой, но бабушка не выдержала того, что все вокруг узнали: именно она — мама той самой женщины, чуть не угробившей своего младенца. Редакция бабушки была единственной, которая вкратце лишь упомянула об этом происшествии. Остальные же по уши вымазывались в горячих псевдофактах и измазывали ими своих читателей и зрителей — публиковали мамины фотографии, вываливали на экраны и на полосы газет мельчайшие события их с отцом жизней. Шумиха стояла такая, что… Ужасно. И бабушка исчезла. Она купила себе какую-то фермочку где-то в невероятной глуши, где расстояние до ближайших соседей измерялось километрами, и уединилась там, вдали от большого города и общественного мнения. Папа, конечно, был зол на нее — оставшись без жены, он вынужден был взять на себя воспитание дочери, хотя и рассчитывал, что этим займется бабушка, ведь своих родителей у него уже много лет как не было. Бабушка сказала, что безо всякой задней мысли возьмет меня к себе, на ферму, но папа не согласился отдать меня. Он, человек города, был категорически против того, чтобы его ребенок рос в деревне. Впрочем, первый год своей жизни или даже полтора я прожила именно там, с бабушкой на ферме. А потом папа забрал меня, чтобы заняться образованием. Его ребенок должен был расти только в цивилизации! К бабушке я приезжала максимум раз в год, а потом это стало происходить все реже и реже. О том, что я вот-вот стану мамой, бабушке рассказал отец.