Татьяна Русуберг - Путешествие с дикими гусями [СИ]

«Хлоп!» Будто кто-то запустил фейерверк, или лопнул огромный воздушный шарик. Синтетическую ткань мешка охватило пламя, мгновенно превращая в обугленное кружево. Человек за рулем задергался, закричал тонко, вращая белыми глазами. Ремень безопасности надежно удерживал его на месте. Тело обмякло под ним бесформенной куклой. Что-то внутри сломалось, но огню было все равно. Он целовал и лизал новую игрушку – жадно, горячо. Я бы хотел посмотреть на это дольше, но голос в голове становился все настойчивей и громче, перекрывая вой человека, которого превращал в горелое мясо огонь. «Вставай! Беги! Boy better run, run, run!»

Я поднялся на подгибающиеся ноги, сделал шаг, придерживая здоровой рукой сломанную. Перчатку на ней насквозь пропитала чужая кровь. Еще шаг. С трудом оторвал глаза от пламени и подсвеченных снизу жирных клубов дыма. Повернулся и пошел. Инстинкт гнал меня прочь от дороги – через поле, куда уже бежала моя длинная дергающаяся тень. Я успел отойти метров на тридцать, когда уши рванул тоскливый вой гудка. Я испуганно дернулся, оборачиваясь: неужели один из литовцев восстал из мертвых? Мой страх был напрасен: машина умерла с прощальной китовой песней. Огненный хаос поглотил ее, отплясывая на обугленных костях, выстреливая протуберанцами искр в бездонное звездное небо. Я знал, что взрыва опасаться нечего: еще Игорь рассказывал, что пробки бензобака во всех современных машинах пластиковые. Они просто плавятся при высоких температурах, так что пары бензина свободно выходят наружу.

Будь это более оживленная трасса или любой другой день, место аварии давно бы уже кишело врачами и полицейскими. Но мне снова повезло. Мы разбились на крутом вираже дороги, затерянном в полях, скрытом от ближайших жилых домов лесным массивом. Мне удалось добраться до деревьев. Когда издалека донесся вой сирен, я уже углубился в лес. Здесь была чернильная темень, только перед глазами плавали призраки рыжих всполохов, так что казалось, что и стволы вокруг охватил пожар.

Наверное, тут мне и предстояло лежать – под слоем земли и прелых листьев, пока из меня не проросли бы желуди. Мы не доехали совсем чуть-чуть. Если бы не нож... Кстати, а где он? Я полез в карман, что левой рукой было совсем не просто. Но там, конечно, остались только ножны. Их я засунул в первую попавшуюся, найденную наощупь ямку и закидал опадом. Стоило спрятать получше, но сил уже оставалось только на то, чтобы кое-как переставлять ноги, да отводить ветки здоровой рукой.

Я даже не знал, куда иду. Просто как можно дальше от охваченного огнем стального скелета. Как можно дальше от прошлой жизни и всего, что с ней связано. Если бы только пламя могло вот также выжечь мою память, оставив только чистоту, пепел и запах гари. Но нет. Ведь тогда я забуду Асю. И Кита. И Шурика забуду. И Борьку. А я должен помнить, пока живу. Я должен. Ради них и ради себя. Я теперь тоже кукла вуду.

Рассвет настиг меня где-то в полях, среди сухой травы, щекочущей колени сквозь дыру на джинсах. Я поднял лицо к небу, по которому мазнуло пронзительно красным, будто кровь из шеи Яна достала и туда. И они полетели надо мной – целеустремленно и бесшумно, то ломая клин, то снова выстраиваясь в идеальную линию, сотни гусей, расчерчивающих небо таинственными знаками, стремящихся в одном направлении – в сторону неведомого никому будущего.

Там в облаках

100 птиц рекой

Плывут на юг,

Где смерть теплей,

Твоя рука

Моей рукой

Рисует круг.

Хм... Забей.

Мы стояли в аэропорту Каструп: я, Камилла Андерсен и Денис. Мне здесь находиться было совсем не обязательно. Привезти Дениса в Копенгаген и посадить на самолет – это забота Камиллы из органов опеки. Я тут не по работе, а потому, что не могу иначе.

Денис делает вид, что целиком поглощен разглядыванием полицейского с наркособакой – черным лабрадором, равнодушно трусящим мимо сумок и ног пассажиров. И у паренька лицо такое же – равнодушное, отрешенное, будто не ему предстоит сегодня лететь в Россию к совершенно незнакомым людям. Будто это он пришел сюда провожающим.

Камилла суетится, в сотый раз проверяет бирку с именем на единственной сумке Дениса – слишком тяжелой, чтобы взять с собой как ручную кладь. Слишком маленькой, чтобы называться багажом. Сумку подарил ему я – когда парень решил не подавать апелляцию. В убежище ему отказали на основании того, что он слишком мало прожил в Дании, а в России у него есть родственники – которые, кстати, не хотят иметь с ним ничего общего. Но главное, отпал наш главный аргумент. Ян не мог больше Денису угрожать. Его опознали – кажется, по ДНК – в обугленном теле, извлеченном из сгоревшего остова машины недалеко от Эсбьерга. Наверное, все-таки бог есть. Не седой старик, восседающий со скипетром на облаках – в него я никогда не верил. Но какая-то высшая справедливость, единый для всего сущего закон, имеющий мало общего с прописанным в параграфах, которые мне надо учить.

Хотя иногда я сомневаюсь. А потом начинаю верить еще сильнее. Даже высшей силе нужен посредник. Нога, давящая на педаль. Рука, не до конца вывернувшая руль. А может, направившая нож.

Мать обнаружила, что мой скаутский ножик пропал, во время весенней уборки – она всегда затевала ее перед Пасхой. Перетряхивала мои старые вещи и хватилась – нет его. Ремень есть, а ножа нет. Весь дом перерыла, задала выволочку Майку, но он клялся, что ничего не брал, и вообще, что он – фрик что ли, с ножиком по лесам бегать? И видел он этих скаутов в гробу в белых тапках. Мать потому и позвонила мне: сообщить, что мой подопечный – вор. И возможно, опасный преступник. Ну кто еще мог позариться на нож, как не мальчишка, грабивший честных граждан в магазинах? И зачем только я рассказал ей про ту несчастную сумочку?!

Денис к этому времени давно уже жил в интернате. Его переезд я воспринял со странной смесью сожаления, печали, гнева и – удивительно – облегчения, неразрывно связанного с муками больной совести. Да, я винил себя в том, что случилось с Денисом той ночью. Зачем только я поддался на уговоры и потащил его в тот клуб?! Почему, перебрав лишнего, выпустил мальчика из виду?! Конечно, новость о гибели Яна и о бесследно исчезнувшем ноже представила события в несколько ином свете. Но сколько я ни говорил себе, что случившееся, возможно, рано или поздно все равно бы произошло, несмотря на все предосторожности, это не облегчало бремени вины, тяжелым грузом легшего на мое сердце. Я чувствовал себя несостоятельным и несостоявшимся как профессионал, а потому неспособным дать Денису в высшей степени необходимые ему заботу и защиту. Да, я подвел мальчика именно тогда, когда между нами наконец установились доверительные отношения, и оставалось только надеяться, что под попечением более зрелых и опытных педагогов он сможет снова обрести веру в людей и лучшее будущее для себя. Но довольно обо мне и моем самокопании.