Александр Молчанов - Газетчик

Детство защищало обитателей этого маленького города от любых неприятностей. Оно как будто накрывало школу невидимым куполом. Все неприятности могли биться о стекло, но внутри не было слышно даже эха ударов.

Да, здесь были другие неприятности: двойки, ссоры, любовные муки, обиды, предательство. Все это было. Но любое, самое страшное горе любого из обитателей этого города не могло сравниться с тем горем, что окружало город снаружи. Оставайтесь здесь, не выходите на улицу. А когда выйдете — всю свою жизнь будете помнить о том, как вам было хорошо здесь. И всю оставшуюся жизнь вы будете тосковать по волнениям и тревогам, которые волновали и тревожили вас здесь.

Пшеницын почувствовал, что его кто-то толкнул. Он отступил, и в этот момент кто-то взял его за руку. Взял и тут же отпустил. Через секунду рядом послышался смех, и Пшеницын увидел, как три девчонки прошли мимо в сторону выхода. С краю шла Аня Трубникова. Это она только что на ходу коснулась его руки. Нет, не коснулась. Она что-то вложила ему в руку. Пшеницын поднял ладонь и посмотрел. В коридоре было полутемно, но он сразу понял, что это. Это был смятый и засохший березовый лист.

Пшеницын улыбнулся и направился в сторону учительской. Он поднялся по лестнице, предназначенной для спуска, и вошел в учительскую. Дверь в учительскую была открыта нараспашку, а в самой учительской никого не было.

Учителя столпились у двери. Они во все глаза смотрели на Кораблева, который стоял за решеткой возле окна, скрестив руки на груди. Рядом с ним на полу лежали два автомата Калашникова и мелкокалиберная винтовка.

— Как ты открыл замок? — спросил Мокин.

— Очень просто, — объяснил Кораблев. — 1844, год, когда родился ваш любимый Фридрих Ницше. У меня хорошая память на даты.

— Он нас всех убьет? — пискнула Ольга Николаевна.

— Не думаю, — ответил Мокин. — Если бы хотел убить — давно бы убил.

— Не говорите глупостей, — сказал Кораблев. — Выпустите меня отсюда.

— Об этом не может быть и речи, — отрезала Пергамент. — Теперь, когда вы вооружены, тем более. Вы нас всех здесь можете перестрелять, но я не допущу, чтобы вооруженный преступник разгуливал по школе.

— Я открыл сейф не для того, чтобы вам угрожать, — сказал Кораблев. — А наоборот, чтобы вы увидели, что меня не нужно бояться.

Кораблев поднял руку, и все стоящие перед ним учителя вздрогнули и подались назад.

— Для этого вы выбрали не самую подходящую тактику, — сказал Мокин. — Что бы там ни было, сейчас вы вооружены. И это сработает не в вашу пользу.

— Я вам не угрожаю.

— Каковы ваши требования? — спросил Рыбник.

Кораблев фыркнул.

— Нет у меня никаких требований! Я хочу, чтобы вы пришли в себя и вели себя как нормальные люди.

— Я уже позвонила в милицию, — сказала Пергамент. — Они не будут с вами церемониться. Он не сможет выйти из-за решетки. Давайте оставим его здесь до приезда милиции.

Учителя переглянулись и двинулись к двери.

— Стойте! — сказал Кораблев. Все остановились и посмотрели на него.

Он подошел к сейфу, взял автомат и положил его в сейф. Затем отправил туда же второй автомат и винтовку. Закрыл сейф. Повернулся к учителям и поднял руки.

— Видите, теперь я снова безоружен.

— Это уловка, — сказала Пергамент, — мы на нее не поддадимся.

В этот момент дверь отворилась, и в кабинет вошел Пшеницын.

— Вот вы где все, — сказал он. — У вас что здесь, секретное собрание?

— Наконец-то, — сказала Пергамент и показала на Кораблева. — Арестуйте его.

Пшеницын посмотрел на Кораблева.

— Почему он за решеткой?

— Он угрожал нам оружием, — объяснил Рыбник.

— И поэтому вы заперли его вместе с арсеналом? Толково придумано.

— Мы сделали за вас вашу работу, — сказала Людмила Ивановна давно заготовленную фразу, которая должна стать заголовком будущих газетных статей. — Теперь уведите его.

— Это он убил Нину Шарову, — сказала химичка.

— Откуда такие сведения? — поинтересовался Пшеницын.

— Мы за ним следили, — сказал Рыбник.

Пшеницын обвел глазами присутствующих и остановился на Мокине.

— Мне кажется, вы здесь самый здравомыслящий человек. Объясните, что происходит.

— Людмила Ивановна почему-то решила, что Кораблев и есть тот самый убийца, которого вы ищете. И накрутила всех остальных.

— Накрутила? Следите за языком! — возмутилась Пергамент.

— Понятно, — сказал Пшеницын и протянул руку. — Дайте ключ.

Ольга Николаевна положила ключ в протянутую ладонь. Пшеницын отпер решетку и распахнул дверь.

— Выходите, — сказал он Кораблеву. Кораблев вышел.

— Что вы делаете? — холодно спросила Людмила Ивановна.

— Выпускаю на волю человека, свободу которого вы незаконно ограничивали, — объяснил Пшеницын.

— Это самоуправство.

— А то, что вы здесь устроили, — это беспредел. — Пшеницын посмотрел прямо в глаза Людмиле Ивановне. — И вы за это ответите. Это я вам обещаю. Я вам устрою столько неприятностей, сколько смогу для вас устроить. Вплоть до уголовного дела.

Людмила Ивановна развернулась и вышла из кабинета.

— Лихо вы ее, — сказал Кораблев.

— Она вам этого не простит, — сказал Мокин.

— Она просто вздорная баба, которая непонятно почему здесь у вас главная. Идите работайте, а нам нужно поговорить.

Пшеницын кивнул на Кораблева.

Учителя потянулись к выходу. Мокин немного замялся у двери. Пшеницын вопросительно посмотрел на него.

— А вы чего ждете?

— Это вообще-то мой кабинет, — сказал Мокин.

— Так я сделаю так, чтобы это больше не был ваш кабинет, — ответил Пшеницын сердито.

И Мокин вышел.

Пшеницын посмотрел на Кораблева.

— Вы как?

— Нормально.

— Что они здесь устроили?

— Ничего страшного. Здесь такие истории чуть ли не каждый день.

— Пергамент мутит воду?

— Все хороши. И я тоже.

— А, понятно. Начинается это вечное российское — как только человек попадает в неприятности, он первым делом говорит, что сам виноват. И начинает есть собственный мозг.

— Я слишком много… Хотя не важно.

Помолчали. Пшеницын задумчиво смотрел в окно.

— Что теперь? Вы меня арестуете?

— Что? А, нет, конечно. Вы ведь не убивали Нину Шарову?

— Я? Конечно, нет.

— И вы не знаете, где она?

— Нет, не знаю.

Кораблев заглянул в лицо Пшеницыну. Но тот думал о своем.

— Вы мне верите?

— Насчет чего?

— Что я не…

Пшеницын махнул рукой.

— Забудьте об этом. Что вы можете сказать о Зуеве?

— О ком? — не понял Кораблев.

— О Зуеве. Алеша Зуев. Из десятого, что ли, класса.

Кораблев пожал плечами.

— Обычный мальчик. Средняя успеваемость.

— Это все, что вы можете сказать? А что он за человек?

— Обычный. — Кораблев задумался. — Я не могу так сразу. Он… у него сложная ситуация дома. Отец пьет, насколько мне известно. Мать…