Меган Эбботт - Как ты смеешь

Поздним вечером, лежа в кровати, я шепотом разговариваю с Бет.

– Ну что, ходила сегодня в участок?

– Ты как заезженная пластинка, Эдди.

– Если ты так уверена, что все знаешь, – я прищуриваюсь и пытаюсь понять, с какой стороны к ней подступиться, – то почему до сих пор не пошла в полицию?

– А я еще не до конца продумала свой план, – отвечает она. Мне кажется, я слышу, что она облизывается, как кровожадный вампир. – Дорабатываю стратегию развертывания войск и фланговой атаки.

Вот прямо вижу, как она теребит шрам в форме полумесяца на мочке уха. Потом вдруг ловлю себя на мысли, что тоже вцепилась в свое.

– Бет, мне надо кое-что у тебя спросить, – по моему тону она должна понять, что речь пойдет совсем о другом.

– Жду, – отвечает она.

– Бет, – начинаю я и мой голос вдруг становится голосом Эдди из прошлого – той, которой что-то нужно от Бет – одолжить ее джинсы в обтяжку, раздобыть чай из эфедры, который можно заказать только по почте, или экзаменационные вопросы по химии; или просто услышать что-нибудь, что сделает жизнь не такой невыносимой.

Это просто голос, я ничего не делаю, никогда не делала, но мой тон – послание для нее и для меня. Он заставляет нас вспомнить о том, как все было раньше, потому что ей тоже нужно об этом вспомнить. Она должна отступить на шаг и посмотреть на все другими глазами.

– Бет, у меня могут быть неприятности, – говорю я. – Ведь я ей помогала. Дай мне еще один день. Всего один день, чтобы во всем разобраться и убедиться, что ты права.

– То есть у нее появится еще один день, чтобы спасти свою шкуру.

– Всего один день, Бет, – умоляю я. – Подожди до вторника. В понедельник матч. Это уже завтра. Завтра ты будешь лучшей.

Она молчит.

– Всего один день, Бет, – тихо прошу я. – Ради меня.

Молчание в трубке кажется угрожающим.

– Ладно, – отвечает она наконец, – будет тебе еще день.

Она дала мне еще один день, а у меня совсем нет плана и никаких идей.

В голове смешалось все услышанное за прошедшие дни, все угрозы и страшные открытия, которые я сделала, но соединить их в общую картину никак не получается. Я, например, совершенно не знаю, как понимать слова Колетт: «Я действительно провела весь вечер у него, Эдди, но я его не убивала. Я была с ним, и я обнаружила его тело».

Это правда.

Я не лгала тебе.

Я забираюсь под одеяло в три часа ночи, принимаю еще немного тайленола с кодеином и проваливаюсь в мутные гротескные сны.

И когда меня, наконец, посещают сновидения, я вижу Уилла.

Он приближается ко мне и протягивает руку, сжатую в кулак. А когда раскрывает ладонь, я вижу на ней зубы. Острые, как у акулы. Нам такие показывали на биологии.

– Это зубы Бет, – говорю я, а он улыбается, и вместо рта у него черная дыра.

– Нет, – отвечает он, – это твои.

Когда я просыпаюсь, во мне бурлит какая-то новая энергия, как это и должно быть накануне матча. Я чувствую себя полной сил. Сегодня день, когда надо готовиться.

Я стою перед зеркалом, чищу зубы и чувствую, что скоро что-то произойдет, и на этот раз, возможно, я буду готова.

Я пытаюсь найти Тиббса. Мне кажется, что я смогу вытянуть из него больше и пролить свет на случившееся, прямо как с Прайном. Но я не могу отыскать его номер, а в региональном отделении Нацгвардии никто не подходит к телефону. Остается лишь спросить у Бет, но совсем не хо– чется.

Я еду в участок и паркуюсь у черного входа. Слежу за дверью в течение часа.

Подумываю даже зайти внутрь, но боюсь, как бы детективы меня не увидели.

Я действительно провела весь вечер у него, но я его не убивала. Я была с ним, и я обнаружила его тело. Я не лгала тебе.

Бет или тренер – кому из них верить, если одна все время лжет, а другая говорит загадками?

Это чем-то похоже на алгебру. Перестановки и комбинации. Рассмотрите пример, у которого два возможных решения: победа или проигрыш. Да или нет. Вход или выход. Мальчик или девочка.

Право или лево . Когда стоишь в левой части пирамиды, думаешь только о том, как поддерживать левую часть, держать вес и страховать свою напарницу.

Но где я стою? Справа или слева?

Наблюдая за дверью черного входа, я обдумываю третий вариант. Ведь можно просто войти внутрь, рассказать им обо всем, и пусть сами решают эту головоломку.

Но тогда покажется, что я струсила.

Я уже собираюсь уезжать, но тут звонит телефон.

Номер незнакомый. Я отвечаю.

– Эдди? – мужской голос.

– Да?

– Это мистер Френч. Мэтт Френч.

Я глушу двигатель.

– А, мистер Френч, здравствуйте, как дела? – срабатывает автоматическая реакция, как будто я говорю с отцом семейства, в котором подрабатываю няней. Как будто он подвозит меня домой и за три минуты пытается разузнать все о чирлидинге и о том, что я умею делать.

Вот только Мэтт Френч – это совсем другое дело. Мэтт Френч – это Мэтт Френч, и он с какой-то стати звонит мне, хотя я причастна к разрушению его семьи.

– Прости, что беспокою в выходной, – говорит он.

– Откуда у вас… Вам тренер мой номер дала? Вы…

– В этом же нет ничего странного? – поспешно оправдывается он.

– Нет, конечно, – отвечаю я, но на самом деле, как нет? Конечно, странно.

Мэтт Френч. Вспоминаю, как он стоял тогда во дворе. Его одинокую фигуру. В моей памяти он всегда смотрит на нас через стекло – ветровое стекло машины или раздвижные стеклянные двери на террасу. Я даже не уверена, что помню, как он выглядит; помню только его сутулые плечи.

– Можно задать тебе вопрос, Эдди? – голос его звучит гулко, как будто он говорит прямо в трубку.

– Да.

– Я тут пытаюсь кое в чем разобраться… У меня есть один номер в памяти телефона, посмотри, вдруг ты его знаешь?

– Конечно, – не подумав, соглашаюсь я.

– Хорошо, – говорит он и диктует номер. Я забиваю его в свой телефон, и на экране вспыхивает имя.

Тейси.

Я произношу ее имя вслух.

– Тейси, – повторяет он. – А фамилия? Это твоя подруга?

– Тейси Шлауссен. Это девочка из нашей команды, – говорю я. – Наш флаер. То есть уже не флаер, нет.

Повисает тяжелая пауза. У меня такое чувство, что происходит что-то очень важное. Сначала я решаю, что он просто обдумывает услышанное, но потом до меня вдруг доходит, что он ждет, пока я что-то пойму.

Он хочет, чтобы я вспомнила что-то, заметила, узнала.

Он как будто дает мне подсказку.

Вот только я не понимаю, к чему она меня должна привести.

– Я рад, что это оказался не твой номер, – говорит он. – Рад, что это была не ты.

– О чем вы? Мистер Френч, я не…

– До свидания, Эдди, – произносит он тихо. А потом кладет трубку.

Этот разговор не дает мне покоя.

Мэтт Френч что-то выяснил. Может, даже все. Пирамида лжи рухнула, и теперь он роется в ее письмах, просматривает историю ее звонков. Пытается собрать части головоломки – частички, которые всех нас утянут на дно. По крайней мере, Колетт и меня.