Татьяна Русуберг - Джек на Луне [СИ]

Понимаете, во мне после того разговора за столом с ростбифом будто умерло что-то. Быть может, надежда? Сломался какой-то последний рубеж. Раньше мне казалось, что смогу убежать. В музыку, в мечты о Лэрке, в далекие счастливые воспоминания, в мысли о будущем – будущем без Себастиана, потому что все это обязательно кончится. Ведь все когда-нибудь кончается. Но той ночью, когда я плавал в горячей мыльной воде, сплетенный с чужим ненавистным телом, я понял: этому никогда не будет конца. Как бы далеко я не сбежал – на тысячу километров или тысячу лет. Какая-то часть меня навсегда останется здесь – в этой пахнущей болью, страхом и похотью ванне. Как Якоб, которого не было.

Я понял наконец смысл одной песни, которая мне всегда нравилась:

Гораздо проще бежать,

Когда боль сменяется онемением,

Проще напиться и спать,

Чем остаться с болью наедине.

У меня отобрали что-то,

Взломали глубину души.

Это секрет, который я храню,

Запертым внути.

Эти раны так глубоки,

Их не видно, но они не пройдут.

Эти картинки в моей голове,

Не выцветая, годами живут.

Всегда проще бежать...

Проще, чем попытаться все изменить.

И тогда мне захотелось, чтобы Себастиан испытал то же, что я. Беспомощность, унижение, стыд, ужас, ненависть к себе, отчаяние, желание умереть. Боль. Боль, которая длится долго. Целую вечность.

Может, я все равно ни на что бы не решился. Я был тогда, как каменная глыба на самом краю обрыва. Один маленький толчок – и она покатится вниз, вызвав обвал. Но без этого толчка будет лежать годами. Пока на нее, скажем, не сядет птица. Может быть, жаворонок.

Разговор с Лэрке и стал тем толчком. Я понял, что должен сделать. Смешно. Я знал этого с самого начала. Джейкоб показал мне все во снах. Или почти все. Он всегда хотел этого. Только сам был на это не способен. Ну а я не ангел. Я смогу. И тогда, может, призраки прошлого оставят Лэрке в покое. И она поймет, что жить все-таки стоит. Она поверит, если он сам скажет это ей. Скажет из глубины зеркала, за которое загнал его монстр.

Я выпустил Финдуса у озера. Оттуда он точно найдет дорогу домой. Сумку выбросил в кусты – она воняла кошачьей мочой и с одной стороны почти превратилась в бахрому.

Мать на мою руку внимания не обратила – валялась в полудреме на диване под какое-то музыкальное шоу. Зато Сева невовремя выполз из кабинета:

- Джек, что с тобой?!

- Э-э, - я ворочал мозгами в поисках правдоподобного вранья. – Соседского кота собака загнала на дерево, он спуститься не смог. Разжирел слишком. Вот и пришлось за ним слазить. А он меня «отблагодарил», - я сунул исполосованную кисть отчиму под нос. – Ты бы видел, во что моя куртка превратилась.

- Ничего, - Сева улыбнулся и потрепал меня по голове. – Купим тебе новую. До завтра это подождет? Давай я тебе продизенфицирую...

- Не надо! – заторопился я. – Я сам.

И сбежал от него в ванную. Там сунул руку под кран и думаю – куда бы пузырек спрятать. Он маленький, конечно, но ведь косяк, что мне от Мемета достался, тоже маленький был. И вообще, может это паранойя, но мне чем дальше, тем больше кажется, что Сева как-то следит за мной. Что там он сказал? «Знаю, чем ты живешь, чем дышишь». Ага, дымом, блин, по хорошим дням. И травой по очень хорошим. Нет, серьезно. Вот и Джейкоб передал через Лэрке: «Он все видит». Может, «он» - это вовсе не Бог? Бога я в Стеклянном Замке нигде не заметил. А вот монстр тут есть. И он все жиреет. Может, он и сейчас на меня смотрит?

Я наклонил голову, типа царапину рассматриваю, а сам зыркаю по сторонам. Проще всего было бы наблюдать за тем, что происходит в доме, через видеокамеры. Ну, думай, Джек! Где бы ты приткнул такую, если бы захотел?

Полез в шкафчик – типа перекись ищу. А сам поглядываю в зеркало. Нет, ничего. Ни на стенах, ни на потолке. Да я бы и заметил давно, если бы там что-то было. Разве что... Вентиляционная решетка. Она прямо напротив зеркала. Оттуда камера могла бы снимать все, что происходит в ванной. Даже слепых углов практически не будет. Кабинка душа – стеклянная, прозрачная. Даже плитка на потолке, блин, зеркальная.

Я плеснул перекисью на царапины и зашипел. Псих ты, Джек! Насмотрелся всяких ужастиков. Если у Севы и стоят камеры – тут или в твоей комнате – значит, изображение должно идти куда-то и, возможно, записываться. В кабинете у Севы только рабочий ноут. Навряд ли он записи из душа сливал бы туда. Тогда на ай-пад? Так он его тоже на работу берет, как-то неосторожно. Нет, бред все это. Себастиан, конечно, маньяк, но не настолько же!

Ну, залепил я царапины пластырем и из дома – шасть. Сева орет мне вслед:

- Джек, ты куда?

Я говорю:

- Сгоняю быстро к Томасу. Мы с ним вместе домашку делали, я там тетрадь забыл.

Отчим вываливает в коридор:

- Так позвони ему. Пусть он ее в школу захватит.

- Не, - влезаю в кеды. – Я не все доделать успел. Думал, после ужина дорешаю, смотрю – а тетради нет.

Короче, еле от него отвязался. Причесал к Паровозику. Он на кухне жрал как раз. Я его высвистал. Спрашиваю:

- Конверт есть?

Ну, Томас не особо удивился. Привык, что я нему заваливаюсь без приглашения и в самое неподходящее время.

- Пойдем, посмотрю, - и потащил меня в комнату.

Пока он по ящикам шарил, я стырил носок Тотте – все равно он дырявый и на полу валялся. Сунул в него незаметно пузырек, завернул.

- Сойдет? – Паровозик повернулся ко мне с мятым, но чистым конвертом.

Я сунул в него маленький сверток, лизнул клеевой край.

- Вот, - протянул Томасу. – Не можешь похранить это для меня? Недолго. Только положи в такое место, чтобы Тотте не добрался.

- Что это? – Паровозик недоуменно покрутил пакет в руках.

- Кое что, что я не могу держать дома, - признался я.

- Джек, - парень выпучил на меня глаза, - это случайно не...

- Не наркотики, - успокоил я его. – И вообще ничего незаконного. Только поосторожней - там хрупкая вещь.

Томас смущенно почесал прыщи на подбородке:

- Извини, я просто подумал... Извини, - и засунул конверт в какую-то коробку, стоявшую высоко на шкафу. – Туда брат точно не залезет.

После ужина я и вправду засел за уроки. Достал чистую тетрадь, залез на подоконник и вывел кривоватый заголовок. «Сочинение. Письмо взрослому». Конечно, писать на компе было бы гораздо проще. Вот только что, если Сева снова в него залезет? А тетрадь я всегда смогу взять с собой в школу. Макбук, конечно, тоже, но вдруг его спорут? А кому нужна чья-то тетрадь? Тем более такого недоумка, как я.

Долго соображал, кому же писать. Мать отпала сразу. Как подумаю, что я там изложить собрался, и что ма это прочитает – сразу блокада. Отец... Я его и не знал никогда. Нафига ему читать мои откровения? Да и по-датски хули он что поймет. Мой кумир? Да нет у меня вроде таких. И опять же – то, о чем я хотел написать, должен прочесть человек близкий, тот, кто меня знает... или думает, что знает. Потом я подумал, что мог бы написать самому себе. Ну, себе взрослому. Представил, что прячу тетрадь в бутылку, закапываю на берегу озера, а потом прихожу туда через десять лет, открываю... Типа такое письмо в будущее. А вот дальше ничего представить себе не смог. Потому что с отчетливой ясностью понял – будущего у меня нет. Я тоже навсегда останусь четырнадцатилетним, как Джейкоб. Даже если мое тело умудрится вырасти, а голос огрубеет.