Марина Даркевич - Осенняя молния

правда, не на полной ставке, да и в сомнительной школе, недавно закрытой) плюс внешность кинозвезды… Но умение работать с учениками, которые — что греха таить? — педагогов вообще в грош перестали ставить в последнее время; грамотность, какую и у более опытных «русичек» поди поищи; наконец стрессоустойчивость и невозмутимость… Все это она показала с самой лучшей стороны в прошлом учебном году, сумев справиться с этим классом, тогда десятым… А что еще надо от классного руководителя, к которому в числе многочисленных требований по должностной инструкции не вменено в необходимость наличие определенного педагогического стажа?.. Заведующая учебной частью могла бы сказать о том, что по ее просьбе (и по знакомству — но кому до этого дело?) местный участковый некоторое время последил за молодой учительницей — нет ли у нее милых привычек вроде развлечений в клубах или приглашений к себе домой разных мужчин? Но и здесь нельзя было к чему-то придраться: лишь в течение пары месяцев за последние полгода преподавательница встречалась с каким-то молодым человеком (как выяснилось, холостым сотрудником завода металлоконструкций), но даже и эта связь сейчас прекратилась. О никотине и алкоголе (не говоря уже о чем-то более серьезном) можно было и не вспоминать — Музгалова определяла такие вещи «на глаз»… и практически никогда не ошибалась. Как и в случае с Игорем Белоглазовым, находившемся в начале дороги, ведущей в никуда.

Ольга поднималась по лестнице — прямая как античная статуя, с поджатыми губами, тронутыми бесцветной помадой и холодно мерцающими глазами, темно-синими, почти фиолетовыми. Она сухо отвечала на приветствия, внимательно отмечая, с каким настроем, с каким отношением здороваются с ней ученики… Ольга полагала, что пусть и не все, но многие из детей ее все-таки уважают… Хотя бы даже за принципы, где нет места панибратству, не говоря уже о заискивании. Да, ей было страшно в первый год работы, особенно со старшеклассниками, которые несколько раз пытались называть ее на «ты» и даже отпускать двусмысленности. Она сумела это пресечь со всей своей холодной твердостью, и сейчас одиннадцатый «Б», принятый не без опаски, вел себя на уроках классного руководителя вполне приемлемо… Да, ей пришлось несколько раз напомнить о своем статусе вслух в первый же день сентября, когда Надя Косинская и Карина Лямина на передней парте начали демонстративно тискаться и издавать томные вздохи, нагло пялясь на учительницу у доски, объясняющую тонкости пунктуационного оформления коммуникативных единиц; да резко ответить на вопрос Жени Гузеева, который в середине урока вздумал вслух поинтересоваться, почему у такой красивой женщины нет постоянного мужчины. Небольшая лекция о приличиях, нравственной чистоте, а также (самое главное!) о том, как важно для успешных людей умение скрывать свою распущенность и нестандартные наклонности (каковые у них, скорее всего, имеют место быть), изложенная чеканным слогом и хорошо поставленным голосом, возымела некоторое действие.

«Не верю, что у нее никого нет, с такой внешностью, да чтоб без мужика…» — однажды случайно услышала она от одной девятиклассницы, уверенной, что Точилова ей не внимает. Поджав губы, Ольга как можно осторожнее ретировалась подальше от компании учеников — еще не хватало, чтобы они поняли, будто до нее дошла эта реплика. «Иногда действительно лучше не слышать того, что о тебе говорят, когда думают, что ты не рядом, — подумала Ольга. — Но с другой стороны, не лишним было бы знать о недобрых намерениях… чтобы суметь заранее обезопасить себя от них».

— Здравствуйте, — произнесла Точилова, входя в класс, слушая привычный фон шушуканья, смеха и других проявлений бушующих гормонов. Недружно загремели по полу стулья, зашебаршили подошвы туфель, кроссовок и прочей обуви. Затихали смешки и реплики. Кто-то встал ровно, некоторые, как Алеша Евсеев, нарочито вытянулись, будто в армии, кто-то развязно качался, словно бы принял чего-то крепкого. На лицах — вся гамма выражений: от серьезного внимания до легкой насмешки. Насмешек было немного. И на том спасибо.

— Садитесь, — произнесла Ольга, шествуя широким шагом к столу, покачивая собранными в хвост волосами, и стуча подолом длинного платья. Легкий грохот был ей ответом, и скоро настала сравнительная тишина, прерываемая шелестом страниц, неизбежными шепотками, покашливаниями и еще чем-то непонятным — своеобразным шумовым «фоном». Все шло как надо. Урок начался.

… Оля… Оля… Оля… ( Глупая курица )… Оля… Оленька… Как ты?.. ( Вот идиотка, кто ж тебя звал сюда? )…

Глухо звучащие слова и фразы влетали в темную мягкость пробуждающегося сознания. Оля… Это я — Оля… А глупая курица — это, видимо, тоже я.

Просветление наступало постепенно. Мутные пятна медленно обретали очертания, превращаясь в чьи-то смутно знакомые лица. И в незнакомые тоже.

— Дядя Вова, — прошептала Ольга, узнав своего родственника.

— Ну да, это я… Как тебя сюда принесло, да еще в такую погоду?

(Сиськи вообще супер, она лежит на спине, а они торчат, платье рвут…)

— Что? — спросила Ольга, плохо понимая, почему она слышит голоса, словно откуда-то сверху. Да и кто это сказал? Не дядя Вова же, да он и рта вроде не раскрыл…

— Что случилось? — спросила Ольга.

— Мы нашли тебя на выселке, ты была вся засыпана щепками, — сказал кто-то незнакомым голосом.

— В столб, наверное, попала молния. Ну и тебе досталось по ногам. Больно?

— Вроде, нет, — прошептала Ольга. Ноги, впрочем, ныли ниже колен и подрагивали мелкой и неприятной дрожью. Взглянув вниз, вдоль своего тела, Ольга убедилась, что со ступнями ног на вид ничего особенного не произошло.

(Хороша чертовка, вставить бы ей…)

Слуховые галлюцинации… Наверняка вызванные долгим отсутствием секса и неосуществимостью желаний — психотерапевт сказал бы именно так.

— Оленька, давай, сейчас мужики просунут одеяло, мы тебя перенесем из сарая в дом… Ты же мокрая как мышь…

Тетя Вера. Милая добрая женщина, внешне так похожая на маму… Про которую лучше не вспоминать сейчас.

— Да я сама встать могу, — неожиданно даже для самой себя сказала Ольга и попыталась пошевелиться. Тело слушалось плохо. Внезапно появились тошнота и комок в горле, ни с того ни с сего захотелось заплакать. Что тут еще за «мужики»?

Чужие руки вдруг проникли между мокрой одеждой и кошмой, брошенной на земляной пол старого сарая. Ощущение было такое, что ладони трогали ее тело прямо за голую кожу — спины, плеч и бедер.

(Ничё девка, только по мне худая будет…)

(Наверное, подмышки бреет, городские — они все так делают…)

Дощатый потолок, весь в паутине и каких-то белесых пятнах, тошнотворно закачался. Ольгу на одеяле вынесли наружу, под струи стихающего дождя. Дядя Вова заботливо раскрыл над лицом племянницы зонтик, не давая воде попадать на голову и грудь. Тошнотное ощущение вдруг усилилось, зонт завертелся вокруг своей оси… и Ольга второй раз пришла в себя лишь минут через десять, уже в доме, возле натопленной печи. И это было почти счастье — она только сейчас поняла, насколько продрогла, валяясь без сознания под сентябрьским ливнем.

Читать дальше