Марина Даркевич - Осенняя молния

— Заночуешь у нас? — спросила Вера, явно испытывая облегчение от того, что разговор на щекотливую тему вроде бы закончился, и вроде бы в ее пользу. — Назавтра погоду хорошую обещают, попрошу Толю, он тебя до райцентра на мотоцикле довезет, а то у нашего местного автобуса очень неудобный график.

На душе у Ольги было довольно-таки гадостно, но от предложения, вполне естественного, отказываться казалось глупым.

… Платье еще толком не высохло, лифчик — тоже. Колготки придется выбросить… Ольга накинула короткий халатик и рискнула выглянуть из комнаты в коридор. Вера куда-то ушла, ее муж Владимир угостился чем-то крепким еще в тот момент, когда Точилова принимала баню… Разговаривать с ним сейчас было бессмысленно… да и преждевременно, пожалуй. Позже, конечно, придется сделать ему предложение с глазу на глаз. Уговорю, — сказала сама себе Ольга. Денег хватит. Не хватит — займу где-нибудь. Главное — не пережать…

Бродить по дому, а тем более, по его окрестностям в этот вечерний час совсем не хотелось. Точилова заглянула на полочку, на которой стояли и валялись потрепанные книжки, в основном женские детективы и любовные романы в обложках с изображениями усатых мачо и томных красавиц в длинных платьях. Ни то, ни другое Ольга не относила к разряду годной для чтения литературы, но (что греха таить) иногда проглядывала по диагонали, задерживаясь на эротических описаниях… Если, конечно, автор или переводчик не страдали хронической безграмотностью — а чаще всего с русским языком они не дружили, по всей видимости, с детства.

Листая возле окна книжку с названием «Испытание любовью», Ольга услышала тихий скрип половиц. Не спеша повернулась — белоголовый паренек стоял на пороге и внимательно разглядывал Точилову, а вернее всего — ее ноги, почти не прикрытые халатиком.

— Привет, Оля, — произнес он с легкой улыбкой, продолжая бесцеремонно ощупывать котовьими глазами обтянутую тонкой тканью грудь.

— Привет, Толя, — в тон ему ответила Ольга, в свою очередь изучая внешность двоюродного брата. Красавчик, ничего не скажешь. Прямо юный Есенин во плоти. Да и хулиган такой же, судя по тому, что приходилось слышать от тети и дяди. Вот только стихи вряд ли пишет — ладно хоть если диктанты на троечку…

— Ты к нам надолго? — спросил Толя.

— Завтра утром уеду… Мама сказала, что ты сможешь подбросить меня до автобуса в райцентре.

— С удовольствием, — искренне произнес Толя.

Ольга улыбнулась родственнику, слегка повела бедрами, дразня. Взгляд мальчишки, как и следовало ожидать, упал ниже талии, скользнул по голым ногам. «Хочет, — подумала Ольга. — Вот оживи сейчас голоса в голове, я бы такого услышала…»

Но голоса, к счастью, молчали. И без того было всё ясно. Опережая следующую невысказанную фразу двоюродного брата, Ольга быстро спросила вполне деловым тоном, не будучи уверенной, правда, в нужном применении жаргонизмов:

— Слышала, ты собрался в ментовскую шарагу поступать. Не стремно?

Мальчишка изменился в лице.

— Кто это тебе накапал?

— Мама твоя сказала, — отчеканила Точилова. — Даже мне странно: вроде такой нормальный парень, а собрался в полицейское училище. Туда же самые отбросы поступают, кого в школе пацаны угнетали… Перед друзьями стыдно не будет?

— Да это… Оль, я первый раз слышу! Это чё это, маманя, значит, за меня уже решает, что мне делать и где учиться?!

Паренек закипал быстро, и достаточно бурно притом. Негодование выплескивалось уже через край. Белая гладкая кожа лица покрылась румянцем, Точилова невольно залюбовалась: все-таки мужчина в гневе — это само по себе уже красиво… Хотя какой из этого девятиклассника мужчина? «Впрочем, а что я про него знаю? — одернула сама себя Ольга. — Не исключено, что первая череда собачьих свадеб у него уже позади, да и вообще — в селах подростки рано к взрослой жизни приобщаются».

— Толик, слушай, наверное, она забыла сказать мне, что обсуждать с тобой это не надо, — беспокойным тоном заговорила Ольга. И, подойдя к двоюродному брату почти вплотную, положила ему руку на плечо: — ты не выдавай меня только, хорошо?

Точилова улыбнулась и ласкающее провела ладонью по руке парня, почти физически ощущая излучаемые его телом флюиды.

— Ты же не выдашь меня? — тихо спросила она.

— Нет, — тоже негромко ответил Толя и, по всей видимости, честно. По крайней мере, он постарается держать язык за зубами.

— Спасибо, Толик, — сказала Точилова, отступая на шаг. — Ты всегда был славным парнем.

Возможно, беседа закончилась на несколько фальшивой ноте, но подросток ее не распознал. По причине либо еще не натренированного слуха, либо просто потому что от рождения не был способен различать подобные речевые нюансы.

Между тем, как показало ближайшее будущее, он принялся готовиться к завтрашней поездке основательно. Уже в темноте Ольга вышла на двор, и вдруг увидела, что из щелей дверного проема сарая падает неяркий свет. Услышав доносящиеся оттуда металлический лязг и приглушенные ругательства, решила подойти ближе. Заглянув в широкую щель, увидела знакомый белокурый затылок. Толя занимался важным делом: откручивал коляску от древнего, но красивого на вид мотоцикла «Урал», на котором завтра предстояло совершить путешествие до автобусной остановки в районном центре. Откручивал, а не наоборот, именно так. Пожалуй, вечернее бдение в гараже стоило того, дабы завтра посадить двоюродную сестричку на заднее сиденье, с тем расчетом, чтобы заставить Ольгу плотно прижаться упругой грудью к спине и ощутить ее ладони на собственном животе. Точилова усмехнулась про себя: на что только не идут мальчишки, полагающие себя мужчинами, ради эротических переживаний… Впрочем, она гораздо лучше знала, на что идут ради эротических переживаний взрослые женщины, но об этом — вполне понятно — мальчишкам знать совершенно ни к чему.

«Оно» вернулось неожиданно, и куда сильнее, чем сразу после встречи с молнией. Стоя у доски спиной к классу, Точилова провела мокрой тряпкой по ее поверхности, стирая написанное, как вдруг руку с зажатой в ней тканью пронзила неприятная, если не сказать — болезненная — дрожь, и в тот же миг в голове загомонили десятки голосов. Хаотичные, рваные обрывки фраз, неразборчивые слова слились в единую какофонию, но смысл Ольге стал понятен сразу: ее хотели . Либо прямо сейчас, а если и чуть позже, то уж непременно в разных позах и весьма изощренными способами. Тряпка выпала у Точиловой из пальцев и с влажным шлепком плюхнулась у ее ног. Хаос в голове постепенно становился все более разборчивым. Но фразы по-прежнему были отрывистыми, и — самое странное — их не получалось идентифицировать с теми людьми, в чьих головах они зарождались. Голоса вроде разные… но практически неотличимые один от другого, даже не всегда понятно — девушке принадлежала реплика или парню. Учительница, присев на корточки, подняла тряпку (взрыв эмоций), выпрямилась, повернулась и строго посмотрела поверх голов в классе. Неслышимый гомон чуть стих, но не особенно, и теперь фразы стали отчетливыми, даже, пожалуй, излишне, по мнению Ольги, которая замерла у стола с мелом в руке, словно оглушенная коллективным эротическим посылом.