Клэр Сибер - 24 часа

Я бегу по общему залу вокзала и вижу на мониторе, что через десять минут прибудет поезд, который идет в Лондон – на вокзал Ватерлоо. Ну наконец-то хоть что-то происходит так, как это нужно мне.

Я стою на холодной платформе в довольно пасмурный день. Я осталась практически ни с чем: ни кошелька с деньгами, ни подруги… В общем, ничего. Лишь мысли о том, как бы мне выжить. Я иду в женский туалет, расположенный рядом с залом ожидания. Там в углу стоит девушка в клетчатой рубашке. Она переодевает штаны, вытащив другие из своего рюкзака. Ее ноги очень худые и в каких-то крапинках, а на ее руках полно шрамов. Мне вспоминаются те девушки, которых я консультировала в Феникс-центре: те, которые стали наркоманками в свои сладкие шестнадцать лет. Мне вдруг становится очень тяжко на душе от всех этих ужасов нашей жизни, от ее обреченности, от отсутствия надежды. Где голубые небеса, цветы, счастливые финалы?

Где моя дочь?

Выйдя на платформу, я хожу взад-вперед. До прибытия поезда еще две минуты.

Я решаю рискнуть: включаю свой старенький мобильный телефон впервые с того момента, как он отключился из-за разряженной батареи. Мигает символ, изображающий батарею: телефон снова вот-вот отключится. Может, прежде чем это произойдет, я успею посмотреть номер мобильного телефона моей мамы.

Однако, прежде чем я успеваю зайти в «Контакты», телефон начинает звонить. Я едва не падаю с ног от ужаса.

Это звонит Сид.

– Встретимся там. – Я машинально нарисовала в своей записной книжке квадратик. – Если ты и в самом деле собираешься прийти.

Я не знала, почему Сид так сильно стремился прийти на концерт Полли, но меня это очень тревожило. Я ведь не только удивлялась этому его стремлению: его обычно было невозможно затащить в школу, – но и беспокоилась из-за предстоящей необходимости изображать сплоченную семью в ситуации, когда в действительности мы с Сидом общались уже очень мало. Однако «Праздник урожая» Полли имел отношение непосредственно к ней, а не ко мне, и я никак не могла отказать Сиду в возможности увидеть свою дочь в качестве участницы концерта, пусть даже на этом концерте она будет облачена всего лишь в банальный костюм кукурузного початка.

– Ну конечно, я собираюсь прийти, – сказал он таким надменным тоном, на какой только был способен, хотя и не имел на это морального права.

Я добавила к квадратику крышу.

– Хорошо.

Бев, стоя в дверном проеме, что-то показывала мне жестами. Я ответила ей одними губами: «Пять минут». Затем – с такой непринужденностью, на какую я только была способна, – я сказала:

– Сид, мне хотелось бы уточнить еще только один момент.

– Какой?

– Ты не… Ты ведь не собираешься привести с собой ее , не так ли?

– Кого?

Ему, похоже, не хотелось ничего для меня упрощать.

– Свою новую… Джоли.

Рядом с квадратиком я нарисовала разорванное пополам сердце.

– Не говори глупостей.

Я не стала ввязываться в пререкания. Договорившись о времени и месте встречи, я зачеркнула сердце и направилась к Бев.

Я потратила сотни часов на то, чтобы понять, в чем же заключалась конкретная причина развала моего брака, но на самом деле все было очень просто. Я вышла замуж за Сида слишком быстро. Думала, что знаю его, но затем выяснилось, что не знаю. Вообще не знаю. Я была очарована им, была очарована его таинственностью, его драматическим детством, но я его не знала. Тогда еще не знала.

– Можно забрать мальчика из приюта, – говаривал он раньше так, как будто это его извиняло, – но невозможно забрать приют из мальчика.

Я слушала, но не могла понять. Я была ослеплена им: я думала, что смогу ему помочь. Видимо, надеялась его изменить. Невозможно объяснить то, как он держал меня в оковах. Начиная с того самого момента, когда мы встретились, он смотрел на меня и смотрел в меня так, как этого не делал никто другой. Его взгляд как бы охватывал меня со всех сторон. Я не могу дать этому объяснение даже сейчас. Не могу объяснить, не могу понять, не могу чем-то оправдать. Он поймал меня, как какое-нибудь маленькое и довольно беззащитное животное.

Я, безгранично наивная, вложила все, что у меня было, в Сида, и мне кажется, что в конечном счете я просто-напросто долго – очень долго – не могла признаться самой себе, что это стало моей большой ошибкой.

Конечно, кое-что о Сиде я знала очень даже хорошо. Например, сегодня вечером он опоздает. Он зайдет так, чтобы его заметили, театрально вздыхая и двигаясь медленно, пока все взоры не обратятся на него, – и затем он станет вести себя с нарочитой отчужденностью и недружелюбием, тем самым искусно привлекая все внимание к себе.

Но в действительности опоздала я. Моя последняя клиентка была безутешна, и мне пришлось долго успокаивать ее и затем сажать в такси. Потом моя машина все никак не заводилась, потому что я случайно оставила фары на весь день включенными и поблизости не оказалось никого, у кого бы имелся провод для запуска двигателя от внешнего источника, и мне пришлось ехать на автобусе, а потому я явилась в школу лишь за пару минут до начала.

Когда я прошла через заполненный людьми зал, Сид меня не заметил. Он внимательно рассматривал программку, сделанную детьми, и лицо у него при этом казалось даже добродушным. Его темные волосы были, как обычно, взъерошены, но он в кои-то веки не выглядел ни мрачным и сердитым, ни пьяным и веселым. Он выглядел просто как… как отец Полли. Как мужчина, которого я раньше очень любила. И когда он поднял взгляд, мое сердце едва не остановилось на пару секунд, однако затем я вспомнила, что уже слишком поздно.

Слишком-слишком поздно.

– Уф! – Я шлепнулась на стул рядом с ним, усевшись при этом на край куртки того, кто сидел на соседнем стуле. Извинившись и засуетившись, я уронила свою шерстяную шапку.

– Неуклюжая Лори. – Сид, как коршун, набросился на этот мой недостаток. – Ничего не меняется, да?

– Кое-что меняется, – возразила я, протягивая руку к его программке.

И вовсе я не была неуклюжей. Я просто нервничала.

Он не отдал мне программку:

– Я ее еще читаю.

– Ну и ладно, – пожала я плечами. Читать там было почти нечего, но спорить я не стала.

– Ужасные иллюстрации, – пробурчал он. – Какое-то дерьмо.

Мамочка, сидящая перед нами, с негодующим видом оглянулась.

– Сид, ради бога… – Я робко улыбнулась этой мамочке. – Они все не старше восьми лет.

– Да? – Теперь он пожал плечами. – Они уже не младенцы. Но никто из них не умеет рисовать так, как Полли. Никто.

О господи!

– Почему они не разместили здесь ее картинки?

– Потому что…

Меня спасла миссис Эванс, сев за пианино и начав играть. Зазвучали первые аккорды гимна «Наступило утро», и вышел класс Полли. Все эти дети были облачены в костюмы разных фруктов и овощей.