Клэр Сибер - 24 часа

Она подмигнула мне и исчезла в машине.

У меня от возмущения прямо-таки перехватило дух.

– Я увижусь с тобой после школы в пятницу.

Сид поцеловал Полли в макушку и двинулся через проезжую часть, не преминув перед этим бросить на Мэла самый что ни на есть злобный взгляд. На меня он обратить хоть какое-то внимание не соизволил. Полли жалобно всхлипнула, уткнувшись в мое плечо.

– Не плачь, малышка, – прошептала я ей на ухо. – Пойдем домой и поедим мороженого.

Полли на несколько секунд затихла: в ней, видимо, началась внутренняя борьба.

– С клубничным сиропом? – в конце концов сдалась она.

– И шоколадными крошками.

Воспрянув духом, она вытерла свой сопливый нос о мою куртку. Дождь начал усиливаться.

– Я могу вас подвезти? – спросил Мэл. Леонард все еще прятался за ногами отца.

Я посмотрела на блестящий черный автомобиль. Стекла у него были затемненными, но мне показалось, что я вижу, как Сид и его подружка прильнули друг к другу. У меня в животе что-то сжалось.

– Знаете, Мэл, это было бы замечательно. – Я поставила Полли обратно на тротуар и взяла ее за руку. К черту все мои благие намерения. Мы пошли вслед за Мэлом в сторону парковки. – Большое спасибо.

Стоя на платформе вокзала, я смотрю в свой телефон, лихорадочно размышляя над тем, стоит ли мне отвечать на звонок.

Если я отвечу, он узнает, что его план провалился, – и моя «маскировка» полетит ко всем чертям.

Телефон затихает, а затем начинает звонить опять.

Я не отвечаю на звонок. Полминуты спустя приходит голосовое сообщение: «Где ты, черт тебя побери? Почему все говорят, что ты погибла?»

Голос у Сида почти истерический.

«Не верь ему, Лори, – мысленно говорю я себе. – Ты не можешь ему верить».

Я еще никогда не слышала, чтобы он говорил таким голосом. Сердитый его голос я знала, а испуганный – нет.

«Позвони мне, Лори. Пожалуйста. Сообщи мне, где ты, и я приеду за тобой. Где бы ты ни была, я приеду туда».

«Каждый раз, когда ты ему верила, чем это заканчивалось, а?» – говорю я себе.

Я размышляю над тем, не перезвонить ли ему и не попросить ли его держаться от Полли подальше, но, пока я кручу телефон в руке, он сам по себе выключается.

Пару минут спустя приходит поезд. Я захожу в вагон.

Я думаю о Сиде и о тех немногих случаях, когда я замечала в его глазах страх. Думаю о тех кошмарах, которые ему постоянно снились, когда мы только начали жить вместе (затем он нашел для себя спасение в снотворном). Я думаю о своих попытках заставить его откровенно рассказать о том, что происходило с ним и его ближайшими родственниками, когда он был маленьким. Я думаю о том гневе, который вызывали эти попытки, если я надавливала слишком сильно в неподходящее время. Я думаю о кошмарах, которые снова начались у него вскоре после того, как его брат позвонил и сказал, что его мать хочет с ним увидеться. А затем я чувствую, что больше об этом думать не могу. Эти тяжкие мысли едва не доводят меня до безумия.

Это ведь, к сожалению, правда, что мы представляем собой результат нашего жизненного опыта, но что беспокоит меня еще больше – так это то, как легко нас могут едва ли не уничтожить действия других людей.

Иногда – в некоторые дни – я так сильно злюсь из-за чего-то недосказанного между мной и Сидом и из-за разочарования по поводу его собственной душевной травмы, которая не позволяет нам наладить нормальные отношения, что мне хочется с силой двинуть кулаком в стену. Но я так никогда не делала. Пока не делала.

Я убираю телефон и иду в вагон-ресторан. Два лебедя садятся на бурую речку, через которую мы переезжаем по мосту, и меня охватывает такая сильная тоска, что я ощущаю ее почти физически. Всепоглощающая тоска.

Лишь только оплатив свой чай, я замечаю, как кондуктор ковыляет по проходу со стороны вагонов первого класса, и до меня доходит, что у меня нет билета. Мне даже не пришло в голову, что его нужно купить, и я не знаю, хватит ли у меня на него денег.

Я быстро поворачиваюсь и иду прочь от кондуктора.

Те деньги, которые у меня имеются, мне необходимо поберечь для Лондона. Мне вспоминается, как я была когда-то скаутом и как наша руководительница учила нас действовать в критических ситуациях. Десять пенсов на телефон – на разные крайние случаи. Сейчас именно такой случай. Мне необходимо экономить деньги, чтобы добраться туда, где находится Полли.

Я прохожу до середины поезда и останавливаюсь в переходе между двумя вагонами, прихлебывая чай, размышляя и выжидая. Наконец я вижу кондуктора в дальнем конце вагона. Он идет по направлению ко мне. Я быстро скрываюсь в туалете. Здесь все залито водой и неприятно пахнет. Одному богу известно, когда здесь убирали в последний раз. Пять минут спустя, когда мы уже подъезжаем к платформе следующей станции, кто-то стучит в дверь.

– Билеты из Шерборна, пожалуйста.

У меня в животе все сжимается. Я вовсе не хочу сходить с этого поезда сейчас. Не хочу снова ждать. Я должна прибыть туда, куда я еду.

Я раздумываю над тем, а не попытаться ли надавить на жалость. Несколько секунд спустя я осознаю, что это попросту смешно. Он снова стучит в дверь.

Я прокашливаюсь, лихорадочно подыскивая доводы в свое оправдание. И тут вдруг я слышу какие-то голоса и лай собаки. Судя по лаю, собака эта крупная. На платформе кто-то громко спорит. Я слышу, как кондуктор что-то говорит, уходя прочь от двери.

– Вы не можете зайти сюда с ней, – говорит он. Кто-то хихикает, кто-то ругается. Какая-то женщина кричит.

Я открываю дверь и выглядываю наружу. Кондуктор уже тоже стоит на платформе. Я поспешно выхожу из туалета, и в этот же самый момент в поезд запрыгивает какой-то парень. Он высокий и очень худой, с глубоко посаженными настороженными глазами, серебряными колечками в губе и короткой стрижкой.

Наши взгляды встречаются, и меня охватывает странное чувство: возможно, просто осознание присутствия рядом родственной души. Я на секунду замираю, а затем иду по вагону в том направлении, откуда только что пришел кондуктор. Я усаживаюсь на пустое двойное сиденье. Мое сердце бьется очень быстро. Я чувствую себя беглецом. Да я и в самом деле беглец.

Высокий парень проходит мимо меня и бросает на меня взгляд сверху вниз.

– Все в порядке? – тихо спрашивает на ходу он. Не дожидаясь ответа, он удаляется прочь.

Что он заметил во мне? Мое исцарапанное лицо, мою перебинтованную ладонь. Я ловлю себя на том, что мне хочется, чтобы он остановился и сел рядом со мной.

Спор на платформе постепенно утихает. Кричащая женщина уводит свою огромную немецкую овчарку прочь. Мужчина, пытавшийся сесть на поезд, очень пьян. Держа в руке баночку пива «Спешл Бру», он тоже идет прочь и наталкивается на женщину. Она сердито отпихивает его от себя. Они опять начинают ругаться, но уже друг с другом.