А Финн - Женщина в окне

Где-то в дальнем уголке сознания всплывает подсказка: однажды это уже случалось, на этих самых ступенях. Я припоминаю тихий гул голосов, сквозь который прорываются четко произнесенные слова: «упала», «соседка», «кто-нибудь», «сумасшедшая». На этот раз – ничего.

Я обхватила рукой чью-то шею. Моего лица касаются волосы, но это не мои, чужие, более жесткие. Ноги немощно шаркают по земле, потом по полу, и вот я внутри, в прохладе прихожей, в тепле гостиной.

– Вы упали!

Мир вокруг проявляется как снимок, сделанный поляроидом. Я поднимаю глаза к единственному потолочному светильнику, который уставился на меня своим круглым блестящим глазом.

– Сейчас принесу вам кое-что – секунду…

Я поворачиваю голову набок. Под ухом поскрипывает велюр. Кушетка в гостиной – дамский «обморочный диван», да и только. Ха.

– Секунду, секунду…

У кухонной раковины стоит женщина. Вижу ее спину, длинную темную косу.

Я подношу руки к лицу, закрываю нос и рот, делаю вдох, потом выдох. Спокойно. Спокойно. Больно губе.

– Шла к соседям и вдруг увидела, как эти маленькие паршивцы кидаются яйцами, – объясняет женщина. – Говорю им: «Что вы делаете, негодники?» – и тут вы… пошатываясь, выходите из дверей и падаете с крыльца, как мешок…

Она не заканчивает предложение. Наверное, хотела сказать «мешок дерьма».

Женщина поворачивается со стаканом в каждой руке – один с водой, другой с чем-то густым и золотистым. Надеюсь, это бренди из бара.

– Понятия не имею, помогает ли бренди, – говорит она. – Такое чувство, что я участвую в сериале «Аббатство Даунтон». Я ваша Флоренс Найтингейл!

– Вы живете с другой стороны сквера, – бормочу я, с трудом ворочая языком, как пьяная.

«Я крутая». Вероятно, выгляжу жалко.

– Что-что? – спрашивает она.

Помимо желания выдавливаю:

– Вы Джейн Рассел.

Она смотрит на меня в изумлении, потом смеется, зубы сверкают в полумраке.

– Откуда вы знаете?

– Вы сказали, что шли к соседям? – говорю я, стараясь отчетливо произносить слова. – Ко мне заходил ваш сын.

Я изучаю незнакомку через неплотно сомкнутые ресницы. Эд одобрительно назвал бы ее цветущей женщиной – у нее полные бедра, пухлые губы, пышный бюст. Ярко-голубые глаза. На ней джинсы цвета индиго и черный свитер с вырезом, на груди висит серебряный кулон. Полагаю, ей около сорока. Должно быть, рано родила.

Мне нравится, как выглядят они оба: она и ее сын.

Она подходит к кушетке, задев мое колено своим.

– Приподнимитесь. На тот случай, если у вас было сотрясение.

Я подчиняюсь, а она ставит стаканы на стол, потом садится напротив меня на то место, где вчера сидел ее сын. Повернувшись к телевизору, она хмурится.

– Что вы смотрите? Черно-белый фильм?

Она озадачена.

Я беру пульт и нажимаю на кнопку выключения. Экран гаснет.

– Здесь темно, – замечает Джейн.

– Не могли бы вы включить свет? – спрашиваю я. – Мне немного… – Не могу закончить фразу.

– Конечно.

Она дотягивается до выключателя за диваном. Торшер вспыхивает, комната озаряется светом.

Я откидываю голову, рассматриваю покосившийся молдинг на потолке. Вдох, два, три, четыре. Надо подправить. Попрошу Дэвида. Выдох, два, три, четыре.

– Итак, – говорит Джейн, упираясь локтями в колени и пристально разглядывая меня. – Что же случилось?

Я зажмуриваюсь.

– Приступ паники.

– Ах, милая… как вас зовут?

– Анна. Анна Фокс.

– Анна, это просто глупые мальчишки.

– Нет, дело в другом. Я не могу выходить из дому.

Опустив глаза, хватаю стакан с бренди.

– Но вы все же вышли на улицу. Слушайте, вы бы полегче с этим, – добавляет она, глядя, как я опрокидываю стакан.

– Да, не следовало так горячиться. В смысле выходить за дверь.

– Почему же нет? Вы вампир?

Практически да, если судить по моей мертвенно-бледной коже.

– Я страдаю… агорафобией? – говорю я.

Она поджимает губы:

– Это вопрос?

– Нет, просто я не была уверена, что вам известно значение этого слова.

– Конечно известно. Вы не переносите открытых пространств.

Я снова закрываю глаза и киваю.

– Но я думала, агорафобия означает, что вы не можете ходить в походы и все такое прочее.

– Я никуда не могу ходить.

Джейн цокает языком.

– И давно это с вами?

Я допиваю последние капли бренди.

– Десять месяцев.

Она не продолжает эту тему. Я дышу глубоко, потом начинаю кашлять.

– Вам нужен ингалятор или что-нибудь в этом роде?

Я качаю головой:

– От этого будет только хуже. Участится сердцебиение.

Она задумывается.

– А бумажный пакет?

Я ставлю стакан, тянусь за водой.

– Нет. Я имею в виду – иногда помогает, но сейчас не надо. Спасибо, что привели меня в дом. Мне очень неловко.

– О-о, не стоит…

– Да, неудобно, очень. Обещаю, это не войдет у меня в привычку.

Она вновь сжимает губы. Я заметила, что рот у нее очень подвижный. Возможно, курильщица, хотя пахнет от нее маслом ши.

– Значит, такое случалось и раньше? Выходите из дому и…

– Было весной, – скривившись, говорю я. – Курьер оставил на крыльце продукты, и я подумала, что могу просто… забрать их.

– И не смогли.

– Не смогла. К счастью, мимо проходили люди. Они быстро сообразили, что я не сумасшедшая и не бездомная.

Джейн оглядывает комнату.

– Вы определенно не бездомная. Дом у вас… ух какой! – с придыханием произносит она, потом достает из кармана телефон и смотрит на экран. – Мне пора, – поднимаясь, говорит она.

Я пытаюсь встать, но ноги не слушаются.

– Ваш сын очень милый мальчик, – говорю я ей. – Он принес мне вот это. Спасибо, – добавляю я.

Джейн смотрит на свечу, стоящую на столе, дотрагивается до цепочки у себя на шее.

– Он хороший мальчик. И всегда был хорошим.

– К тому же очень симпатичный.

– И всегда был симпатичным!

Она поддевает ногтем медальон, он со щелчком открывается, и Джейн наклоняется ко мне. Медальон раскачивается. Понимаю, Джейн хочет, чтобы я взяла его. В этом есть что-то странно интимное – склонившаяся надо мной незнакомка, мои пальцы на ее цепочке. Или, может быть, я просто отвыкла от контакта с людьми.

Внутри медальона крошечная глянцевая фотография маленького мальчика лет четырех – пышные рыжеватые волосы, редкие зубы. На одной брови шрам. Без сомнения, это Итан.

– Сколько ему здесь?

– Пять. Но кажется, что ему меньше, не находите?

– Я бы дала ему четыре.

– Точно.

– Когда он успел так вырасти? – спрашиваю я, разжимая пальцы.

Джейн осторожно закрывает медальон.

– Как-то между делом! – Она смеется. Потом резко говорит: – Ничего, если я уйду? У вас не начнется гипервентиляция?

– Нет.

– Хотите еще бренди? – спрашивает Джейн, наклоняясь к кофейному столику, и я замечаю на нем фотоальбом, который она, вероятно, принесла с собой.