Блейк Крауч - День закрытых дверей (сборник)

Лютер стоит в коридоре, задумчиво выковыривая застрявшие между зубами остатки попкорна. Им необходим этот шум. Без него они сошли бы с ума. Думают, это и есть тишина, а сами никогда ее не знали.

Он открывает первую дверь справа – ванная. Из медицинского шкафчика над раковиной берет коробочку с пахнущей виноградом зубной нитью. Поработав с зубами и добившись удовлетворительного результата, возвращает нить на полочку и закрывает ящик. Потом выходит, на цыпочках пересекает застеленный ковровой дорожкой коридор и открывает первую дверь слева. Черный с оранжевым стикер предупреждает: «Частное владение – не входить!» Чуть ниже вырезанные по трафарету буквы складываются в два слова: «Пещера Хэнка». Комната чистая – игрушек на полу нет, пакетики из-под бобов засунуты в угол. С потолка свисает на проволочках с десяток моделей самолетов и вертолетов.

На письменном столе – почти законченная модель В-25. Осталось прикрепить крылья и пулеметную турель.

В воздухе еще ощущается запах клея.

На комоде выстроились призы бейсбольной Малой лиги. Каждый пластмассовый мальчишка стоит лицом к кровати, застыв в движении. Команда Хэнка называется так: Поджарый, Злой, Кибер Боевой.

В прошлом году он получил награду за успехи в спорте.

Лютер снимает рюкзак и ложится на покрывало с картой созвездий. Мальчик спит на боку, спиной к незваному гостю. Лютер смотрит на него в оранжевом свете ночника. Интересно, каково это, иметь сына?

Поскольку Хэнк спит, шея у него ломается легче, чем у младшего брата.

Лютер встает, расстегивает рюкзак и достает револьвер, наручники, магнитофон и нож Орсона. Оружие не заряжено. Глушители достать трудно, а без глушителя стрелять с применением патронов «магнум» в два часа ночи, да еще в таком квартале, он ни за что не стал бы.

Сунув наручники в карман, Лютер выходит в коридор и идет к главной спальне, где спят Зак и Тереза Уортингтоны.

Ночника там нет, и комната полна теней.

Он бы постоял с часок у двери, понаблюдал за ними, находя удовольствие в предвкушении. Но Уортингтоны – не единственный его проект в эту ночь, до восхода солнца всего четыре часа.

Лютер ставит магнитофон на ближайший комод и нажимает клавишу «запись». Потом взводит курок и подносит палец к выключателю.

Зак Уортингтон поворачивается в постели.

– Тереза, – бормочет он. – Трез?

– Что? – отвечает, толком не проснувшись, Тереза.

Лютер чувствует, как просыпается желание.

– По-моему, кто-то из мальчишек встал.

Элизабет Лансинг не могла уснуть. Сегодня она сходила на свое первое свидание с Тоддом Рэмси, и теперь ее переполняли самые разные эмоции, от легкомысленного восторга до неловкости и вины. Тодд повел ее во французский ресторан в Шарлотт – «Плавильный котел». Поначалу она пришла в ужас от перспективы разговаривать три часа за фондю, но Тодд был мил и любезен, и они легко разговорились.

Для начала обсудили юридическую фирму, в которой Рэмси только что стал партнером, а Бет вот уже пять лет работала администратором. От сплетен и слухов какое-то время воздерживались, но «Уомбл и Слуп» славилась своей скандальностью, и устоять перед соблазном почесать язык было невозможно. Вскоре они уже обменялись взглядами на философию работы по найму и выяснили, что ни Бет, ни Тодд не знают никого, чья работа давала бы ему чувство полного удовлетворения. В итоге сошлись на том, что идеальная работа все же существует, но найти ее настолько мучительно трудно, что большинство людей предпочитают на протяжении всей карьеры нести бремя умеренного несчастья.

Ближе к концу, макая арбузные шарики и клубнику в горячий шоколад, они перешли на более интимные темы, подолгу и с удовольствием удерживали зрительный контакт и делились только идиллическими моментами детства. Бет знала, что Тодд недавно развелся. Он был в курсе того, что ее муж пропал семь лет назад при загадочных обстоятельствах, связанных каким-то образом с писателем Эндрю Томасом. Но от проблемных тем и тот, и другая держались на расстоянии выстрела.

После обеда Тодд отвез ее домой. Было уже одиннадцать, и шоссе I-77, по которому они ехали на север, выглядело пустынным. Завороженная светом фар и однообразием пролетающего под ним дорожного полотна, Бет чувствовала себя кем-то другим, незнакомым, и это ощущение новизны освежало и одновременно пугало. Как поступление в колледж и приход осени. Она перестала быть просто тридцативосьмилетней матерью-одиночкой двух детей.

В какой-то момент Бет едва не взяла его за руку.

А хотела.

Но та часть ее, которая прожила одиннадцать лет с другим мужчиной, вы́носила его детей и перенесла его потерю, возражала, хотя и негромко. Так что Бет, одевшая по случаю только что купленное черное платье-колокол, отчасти из страха, но главным образом из уважения держала руки на коленях. В следующий раз, может быть, но не сегодня, Уолтер.

И вот теперь Бет поднялась с кровати и, спустившись вниз, стояла возле раковины в кухне и смотрела через окно на темные воды озера Норман и луну, высокую и сияющую, словно солнце из слоновой кости в темно-синем небе.

Озеро уже не казалось безмятежным. Легкий ветер поднял зыбь на черной глади воды и исказил отражение луны. Бет услышала, как задрожали, затрепетали листья, увидела, как слетают они, кружась, со спящих деревьев и падают на прихваченную холодком траву.

На участке соседей, Уортингтонов, закачались веревочные качели – какой-то заблудший дух вернулся посреди ночи на места детства.

Часы на плите показывали 1:39.

Бет достала из шкафчика стакан, налила воды из бутылки. После нескольких бокалов чудесного шираза, в сопровождении которого прошел весь обед, во рту сушило, так что воду она выпила одним долгим глотком.

Вместо того чтобы вернуться в спальню, Бет прошла через столовую в гостиную и свернулась на софе под шерстяным пледом. Она нисколько не устала и лишь подумала с раздражением, что уже наступил понедельник и через шесть часов ей тащиться на работу.

Лунный свет струился через стеклянную дверь, выходившую на веранду, где отбрасываемые адирондакскими креслами тени постепенно вытягивались, следуя движению луны по небу.

На ней был старый атласный халат, давным-давно подаренный Уолтером на Валентинов день. Свет остался только внизу, и когда ткань смялась, по атласу пробежал голубой разряд.

Бет думала об Уолтере. Сейчас он виделся ей яснее и отчетливее, чем в последние несколько лет. Ее чувство к нему не было ни печалью, ни ностальгией, ни даже любовью. Она даже не знала, как его назвать. Уолтер воспринимался как свет, время и энергия, сущность, которую ее приземленная душа даже не начала понимать. Наблюдает ли он за ней сейчас из какого-то непостижимого измерения? Что-то подсказывало, что они еще встретятся как чистые души в межзвездном пространстве. Они передадут один другому свои сущности и сольются, став одной блистательной сущностью. Вот такой ей представлялась жизнь после смерти – быть снова с ним в некоей непознаваемой форме.