Филипп Джиан - Она

Я советую ей устроить этот праздник. Просто потому, что она это заслужила, потому, что ей есть чем гордиться. Количество продюсерских фирм, закрывшихся в последние годы, просто устрашающее, но AV Productions все еще на плаву.

– Кто знает, – говорит она. – Ветер может перемениться. Может перемениться со дня на день.

У Анны снова случился выкидыш в 2001-м, в конце августа, и, хоть ее рабочий график одержимой не все объяснял, все видели корень зла по большей части в этом. Да и Робер считал, что она пожертвовала ребенком ради своей херовой лавочки, как он назвал ее тогда и называет по сей день: /… твоя херова лавочка… опять ты про свою херову лавочку… не говори мне больше про свою херову лавочку, поняла?… опять пошла в свою херову лавочку?.. / Они далеки друг от друга, но их брак спасает не только дистанция, которую они держат, не постоянные отлучки Робера, который большую часть времени проводит в разъездах за рулем своего огромного «мерседеса». Главное – отсутствие у Анны интереса ко всему, что не есть AV Productions. Все мужчины у ее ног, но это Анну не интересует, секс ее не интересует вовсе. Нет, она не отказывает себе при случае – если у нее нет более заманчивых дел, а Робер выходит из душа, хорошенько помывшись с мылом, – но затрачивать мало-мальскую энергию, чтобы кончить в постели под потным, тяжело дышащим и встрепанным мужчиной – это для нее слишком.

Такая уж она, и женщины интересуют ее не больше.

Мы с ней попробовали однажды, в отпуске у моря, но нам не удалось оставаться серьезными и собранными достаточно долго. Мы покидаем ее кабинет уже во втором часу, и ночной холод вновь обрушивается на меня, когда мы идем к парковке. Я останавливаюсь. Кажется, сейчас заплачу, но нет. Я кусаю губу. Анна крепко обнимает меня. Потерять ее, не потеряв, еще тяжелее, чем потерять взаправду. Анна это прекрасно понимает. Я как будто перестала дышать.

– Да, конечно, – говорит она, гладя меня по спине.

Я оказываюсь у нее в квартире. В холодильнике мы нашли красную икру и блины, я немного поела, и мне стало легче. От бокала белого вина тоже. Мы говорим очень громко. Пьем еще, смеемся.

В дверях появляется Робер в трусах от Армани, с помятым со сна лицом и поникшими плечами.

Он вздыхает.

– Нет, девочки, вы что творите, а? Вы знаете, который час? Бес в вас вселился, ей-богу!

Мы ждем, когда он уйдет в свою спальню, чтобы отмереть.

– Не знаю, что с ним происходит, – говорит она. – Не может не сказать гадость.

Я пожимаю плечами. Давно пора мне положить конец этой глупой связи – порой я спрашиваю себя, не глупостью ли своей она меня привлекла. Я знаю, что это будет нелегко, но я готова. И в этот же вечер клянусь (поддавшись порыву отчаянной потребности быть честной с Анной, зная, что моя мать между жизнью и смертью, и т. д.,) повернуть нож в ране при первом же удобном случае, сообщив Роберу, что я решила прекратить наши встречи.

Случай не заставляет себя ждать. Утром, когда я открываю глаза, шторы еще задернуты, но на улице светло. Я не у себя дома. И это не Марти забирается под теплое одеяло и прижимается ко мне, а дерзкая рука Робера проскальзывает между ног, как на завоеванную территорию.

Я отскакиваю, прикрывшись простыней.

– Что ты делаешь? – ахаю я.

Мой вопрос его, похоже, удивил. Он хмурится.

– Что? Что я, по-твоему, делаю?

– Где Анна?

– Все в порядке. Она ушла.

Он голый. Я в одном белье, нервная, взвинченная.

– Ну что такое? – спрашивает он. – Что с тобой?

– Мы никогда не делали этого здесь, Робер. Мы у нее дома.

– Здесь мы и у меня дома.

– Да. Не важно. Послушай, так больше нельзя. Это уже ни на что не похоже. Нам надо остановиться. Знаешь, Робер, я многое чувствую, я тебе никогда об этом не говорила – да и о чем мы с тобой вообще говорили? – но это у меня какой-то дар, и я знаю, что мы должны положить этому конец. Я думаю, это расправит нам плечи.

– Ты думаешь, это расправит нам плечи?

– Я тебя ни в чем не упрекаю. Ты был великолепным партнером, и мы останемся друзьями. Но ведь это нас уже тяготило, правда? Ты сам это знаешь, и не возражай.

– Тебя это тяготило? Меня нисколько.

Я тем временем успела впрыгнуть в юбку. Резким движением распахиваю шторы.

– Груди у тебя пополнели, – говорит он.

– Не думаю. Насколько я знаю, нет.

– Я тебе гарантирую.

Я натягиваю свитер. Ищу свои туфли.

– Послушай, – вздыхает он, – скажи мне только, что ты больше не хочешь, и готово дело.

– Это немного сложнее. Но, в конце концов, я тебе так и говорю, Робер, я не хочу больше этой ситуации, этой лжи.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– Прости. Я больше не хочу иметь сексуальных отношений с тобой. В этом был вопрос?

– Это слишком резко, Мишель. Я думаю, мне понадобится время на адаптацию.

– Нет, не может быть и речи. Это невозможно.

Я надела туфли, застегнула пальто, взяла сумку. –

Это как с курением, Робер, если не бросишь сразу, ничего не получится. Будь благоразумен. Мы старые друзья. Все будет хорошо.

Я дружески машу ему рукой на прощание и ухожу. Повязываю шарф на голову, поднимаю воротник пальто и бегу в чистом и ледяном утреннем воздухе к тихому бару, где мы встречаемся иногда с Анной, – туалет там идеальный, приглушенный свет, музыка Брайана Ино, ароматы типа «Птит Шери» или «Су ле Фигье», зеленые растения, в унитазах автоматический спуск, регулирующиеся струйки вместо туалетной бумаги, струя теплого воздуха при желании. Короче, мне нужно привести себя в порядок, причесаться. Я, однако, легко отделалась. Не знаю, как, каким чудом мне удалось выйти сухой из воды. Я уж думала, что придется ему уступить в последний раз, с учетом обстоятельств и прецедентов, но худшее не всегда происходит, к счастью. Мужчины под пятьдесят начинают стареть, реагируют уже не так быстро, переживают неприятные моменты колебаний, неуверенности, даже комплексов. Я осматриваю в зеркале мою грудь. В фас. В профиль.

Я забегаю в офис поцеловать Анну и пожурить ее, что оставила меня спать, – и оставила меня одну с Робером, я знаю, что это идиотизм, но во мне живет закомплексованная девушка, ты же знаешь, нет, даже эта девушка знает, что ничего не может случиться, но я ничего не могу поделать, даже после всех этих лет я не хочу просыпаться в квартире моей лучшей подруги, один на один с ее мужем, который спит в соседней комнате, я знаю, но все же предпочла бы этого избежать, знаю, я старая консерваторша, нет, правда, мне самой неловко, ладно, короче, как бы то ни было, я спала как убитая.

Выслушав меня с улыбкой, она сообщает мне, что отец Эдуарда-бэби сидит в тюрьме за торговлю наркотиками где-то в Таиланде.

– У Венсана нет долгов, – говорит она. – Этому типу нужны деньги, насколько я поняла, чтобы заплатить адвокату. Венсан ему их посылает.