Алексей Егоров - Маки на стене. Если не можешь забыть любовь – убей ее

Мерседес он оставил за несколько кварталов до объекта. Спокойной походкой, поскрипывая новыми итальянскими туфлями, прошелся по городским мостовым. Зашел в музыкальную лавочку, приобрел набор гитарных струн, и улыбаясь распрощался с вежливым продавцом. Прошел еще пару кварталов, повернул на лево, прошел через арку и очутился на городской набережной. Подбрасывая в воздух кусочки белого хлеба, неподалеку гуляла молоденькая парочка влюбленных. Бабушка прогуливалась со стареющей таксой. Пенсионеры стучали в домино. Весь этот театр Александра не заинтересовал. Он сверил часы и направился к мосту. На середине стоял мужчина. Это был мужчина с фотографии из конверта. Александр подошел к нему и поздоровался. А потом, накинул на шею струну и начал душить. Мужчина захрипел, застонал и обмяк. Он аккуратно снял струну с шей, упаковал ее в целлофановый пакетик и уверенной походкой направился к автомобилю.

Через тридцать минут его одежда горела в печи местной свалки. Переодевшись, он заехал в автомойку. Ужинать он поехал в свое любимое кафе. Проверил сотовый и обнаружил не прочитанное сообщение. Оно было следующим:

Извините за вчерашнее приставание, в таких случаях я обычно интеллигентно съезжала с темы, хоть и к интеллигенции имела косвенное отношение, напротив, прочитала за всю жизнь четыре книги. Но самые главные. Буратино, Анжелика и султан, Боярышник и другие лекарственные настойки, и, Устройство Гидравлических прессов с обратной силовой тягой (не до конца). Данные знания позволяют общаться с заурядной интеллигентностью, блистая и оперируя в своем лексиконе, фразами, типа, — «нелепость, когнитивный и гайка Борисова». Раньше я могла отличить произведения сюрреалистов от импрессионистов. Хотя, считала, что, и то и другое полное говно. Знала, как на портретах выглядят, — Есенин (это такой миленький), Сталин (усатый бука) и Горький (совсем не красавчик). И, все это, позволяет считать меня, вполне интеллигентной девушкой, а вы как думаете?

Александр улыбнулся, — а девочка то с зубками. Или хочет выстроить из себя тупую куклу. Как будто знает что такие мужчинам не нравятся. Ну что ж, — он набрал текст и отправил Наталье. Текст был следующего содержания:

Случается, и правда такое бывает, случается, что одно мгновение может изменить все. И, если вы, так же как и я считаете, что вся жизнь состоит из мгновений. Из маленьких отрезков времени. Сложенных в одной полой трубе в виде цветных осколочков. Если вертеть такую трубу и смотреть прищурившись одним глазом, то, все закрутится как цветной калейдоскоп. Но, скажете вы, при этом приняв убедительную позу перед зеркалом (я — то всегда так делаю), — О чем это ты?

Допив кофе он направил свой Мерседес к ее окну. Потихоньку дождался прихода мужа. Отследил этот нелепый поцелуй в ручку и начал охотится за ее взглядом. Сначала в нем была все та же пустота, но затем, когда бородатый ушел, она украдкой достала телефон и прочитала его послание. Улыбнулась и начала быстро работать пальчиками. Александр достал трубу в ожидании послания. И оно действительно пришло спустя минуту.

…нам нужно встретиться, — только и гласила фраза. Потом пришла еще одна, с цифрами. Это означало, завтра опять нужно было отправляться на работу. И судя по цифрам, где-то в шесть часов вечера. Он прикинул и ответил так:

19:00 наше кафе.

И поставив точку, на прощание посмотрел на нее. Она улыбнулась и спрятала телефон в сумочку.

Он, поехал домой.

Теперь она была естественной. Без грима, без макияжа, без парика. Смотрела на него, так просто. Как смотрят девочки на своих отцов вернувшихся с войны.

Между ними произошло четыре движения. Всего четыре.

Первое — он посмотрел на нее. Так спокойно и тихо посмотрел, как никто другой. Как будто именно сейчас ему разрешат дотронуться к той неведомой пустоте, на которую смотрел в своем кафе, о которой читал и мечтал. К пустоте из своего леденящего детства.

Второе — она закрыла глаза. Но и там в своей щемящей темноте она увидела его.

Третье — он взял ее руку и положил в свою ладонь. И она провалилась, завязла как приманка в липкой паутине. Боясь усугубить свое положение лишним движением. И жить, именно в эту секунду очень захотелось жить, жить, и жить.

Четвертое — он поцеловал ее. И она сразу же все простила себе. Скрываемый от мужа блеск в глазах. Ранний, придуманный уход с работы. Их встречу на вечерней станции метро. Поездка в его авто, куда-то за город. Его взгляд, свои мысли, его руки, губы. Она простила его себе.

Потом, после, он гладил ее плечи и целовал ее пальцы, и ей уже не было стыдно за то, что она захотела в этот вечер, захотела побыть женщиной.

— Ты замужем? — спросил он.

— Да, — тихо ответила она.

— Я знаю, но хочу тебе сказать, что-то очень нужное, ты должна знать.

— Что же это? — она доверчиво окунулась в его омут.

— Я хорошо зарабатываю на жизнь. Просто, как бы это правильнее сказать, нетрадиционным, что ли способом.

— Мне плевать, — промурлыкала она и нежно посмотрела ему в глаза. Там был все тот же омут. Глубокий, холодный и любяще — беспощадный.

— Я убиваю людей.

— Мне плевать, — в той же интонации произнесла она и поцеловала его влажные губы. Ее пальчики теперь путешествовали по его лицу, исследуя морщинки и трещинки.

— Заказ мне передают в конверте. Я плохо знаю своего хозяина, но…

— Мне плевать, — нежно прошептала она на ушко.

Но он не унимался:

— Я помню его по детству. Тогда, после ледяной степи я впервые очутился в большом городе. Зимой, чуть не околел на вокзале. Хотелось есть, мне очень хотелось есть. Я умирал, какой раз по счету и не скажу даже.

— Главное что ты есть, — прошептала она и устроила свою голову у него на плече.

— Я хочу чтобы ты это понимала. Я встретил его когда погибал, погибал в прямом смысле этого слова.

— Я понимаю тебя, — промурлыкала она.

— Знаешь как выглядит смерть? Думаешь это старуха в черном плаще и острым инструментом наперевес?

— А это не так? — смущенно спросила она. И, как будто замерзнув прильнула к его плечу еще ближе. Обняла, прикрыла глаза и мягкой щекой провалилась в окутывающею теплоту.

— Ты такой теплый, — прошептала она, — я даже не верю что ты был способен когда либо замерзать.

— Что? — как будто не совсем расслышав, переспросил он. Но она уже замолчала готовая слушать.

— Смерть как невеста, — запустив свои длинные пальцы в ее светлые волосы, продолжил он, — она приходит в лучшем своем платье. И ты смотришь на нее и взгляда оторвать не смеешь, не можешь. Как то, самое сокровенное, что может быть ждал всю свою жизнь. От ее глаз — леденящих, бездонных и манящих тебя. От ее рук — прохладных, ласковых, умелых. От ее слов…